Конан Дойл

Наиболее тяжелым испытанием для Дойлов стало посещение Солт-Лейк-Сити: после того, что доктор в «Этюде в багровых тонах» написал о мормонах, было трудно рассчитывать на хороший прием. Масла в огонь подлила гувернантка, мисс Френч: в поезде она рассказывала детям всяческие ужасы о нравах мормонов и высказывала опасения, что их всех из мести похитят и убьют. Дети всю дорогу тряслись от страха; маленькая Джин плакала. Отец, узнав о причине ее слез, пришел в ярость. Но некоторые жители Солт-Лейк-Сити и в самом деле были недовольны. Профессор Янг, изучавший историю мормонов, организовал прием в честь Дойла; ему было предоставлено помещение для лекций. Епископ Нибли, однако, высказался по отношение к гостю весьма ядовито: «Мы не проявили нетерпимости и позволили ему выступить, благодаря чему сэр Артур положил в свой карман несколько тысяч долларов. Приятно ли ему было принимать деньги от мормонов после того, как он вылил на них столько грязи в своей книге?»

Репортеры, естественно, ухватились за повод раздуть скандал и обратились к Дойлу за комментариями. Тот заявил, что жители штата Юта оказали ему самый дружественный прием и он, в свою очередь, самого высокого мнения о прекрасных жителях штата Юта и благодарен им за проявленный либерализм; но слова епископа он расценивает как клевету, ибо ни разу не присвоил ни одного цента из денег, заработанных лекциями. Что же касается «Этюда» – он не отказывается ни от единого слова в этой книге, так как писал ее на основании исторических материалов, которые считал и считает достоверными. Дойл требовал извинений от Нибли; другой житель Солт-Лейк-Сити, Хиггинс, потребовал публичных извинений от Дойла за то, что тот опорочил мормонскую церковь. В итоге никто ни перед кем извиняться не стал, а Дойл в следующем интервью сказал, что предлагает всем отнестись к «Этюду» как к беллетристике, каковой она и является, и в дальнейшем не затрагивать эту тему. А гувернантку, запугавшую детей, он уволил.

Из Штатов – на север; канадцы, для которых (кроме жителей Виннипега и Торонто) все это было в первый раз, встречали Дойла с восторгом. Билетов на выступления невозможно было достать. Канадские газетчики были менее критичны, чем американские, и писали в самых доброжелательных тонах о деятельности. «любимого нами автора Шерлока Холмса». Дойл не обижался: в интервью он неоднократно признавал, что, не будь он благодаря Холмсу так знаменит, слушателей на лекциях было бы значительно меньше. В городе Калгари его спросили, будет ли он писать новые рассказы о Холмсе; Дойл ответил, что это вполне вероятно, но обещать он не может – очень устает, пропаганда спиритизма отнимает все его силы. Ему было тяжело подниматься по ступенькам. У него развилась одышка. Глаза его слабели: уже три года он был вынужден носить очки, которые его сильно раздражали и потому обычно находились не на носу, как положено, а в руке: он крутил и размахивал ими во время выступлений. «Он сказал, – писала местная газета, – что иногда у него возникает ощущение, что его физические силы уже изменили ему, но его поддерживает некая высшая сила, и поэтому по завершении утомительной поездки, в ходе которой ему удалось донести до людей свои убеждения, он порой чувствует себя даже лучше, чем до нее». Усталость, однако, не мешала доктору посещать спортивные состязания почти в каждом городе, который он проезжал. Гостеприимные хозяева пытались увлечь его бейсболом и той игрой, что американцы называют футболом; Дойл на матчи ходил, спортсменов хвалил, но признавался, что старый добрый крикет и нормальный европейский футбол намного милее его сердцу.

Промчавшись за два с половиной месяца через всю Канаду с запада на восток, в августе Дойлы вернулись в США. Хотя доктор немало пострадал от американских репортеров, тамошние газеты с удовольствием предоставляли место для его выступлений. Именно в «Нью-Йорк таймс» доктор 2 сентября опубликовал статью, где рассказывалось о нескольких появлениях в Англии духа Оскара Уайльда: сперва он продиктовал медиуму Эстер Доуден пьесу, затем – ей же – несколько прозаических отрывков. «Я блуждаю в вечных сумерках, но знаю, что в мире за алым закатом следует яблонево-зеленый рассвет». «Май всегда крадется, как белый туман, над лужайкой или изгородью, и каждый год ягоды боярышника наливаются кроваво-красным цветом после своей белой смерти в мае». Эти фразы, по мнению доктора, в точности воспроизводили стиль мышления и речи великого эстета. Ведь он так любил краски! Дойл, кажется, забыл, как сам в молодости пытался пародировать знаменитых литераторов.