Конь в малине

Ел без аппетита, по обязанности. В душе царила опустошенность – как всегда в минуты, когда вдруг ощущаешь полное собственное бессилие. Всем, наверное, известен подобный поворот: чувствуешь себя царем и богом; свидетели колются, как орехи; главный подозреваемый начинает вести себя все более и более глупо и уже готов совершить главную, непоправимую ошибку, после чего останется взять его тепленьким и преподнести копам на блюдечке с голубой каемочкой, и вдруг… Будто там, в небесной канцелярии, главный мировой стрелочник переключает не те стрелки… Царь и бог превращается в безмозглого осла; часть свидетелей копы находят мертвыми, а живые отказываются от предыдущих показаний, объясняя, что не так тебя поняли, что было темно и вышла ошибка, что бес попутал в расчете на вознаграждение; а главный подозреваемый, вдруг оказывается, имел стопроцентный мотив, да не имел возможности, поскольку трахался в тот момент за двести миль от места преступления. И шлюха его подтверждает: да, было; симпатичный такой дядька, без извращений (разве лишь считать за таковые то, что носит семейные трусы в горошек), и щедрый, ко всему прочему, из-за лишнего цента не задавится… И понимаешь прекрасно, что алиби это – еще то алиби, но для закона нет алиби хорошего или плохого, а есть просто АЛИБИ… Впрочем, обычно подобные проблемы волнуют босса, а не меня. Наше дело – снаряды подносить, а уж как он там стрельнет… И вот теперь я оказался не только в роли подносчика снарядов, но и наводчика. Да и заряжающим судьба сделала меня, грешного! Артиллерист хренов, бог войны с преступностью…

После обеда вдруг навалилась сонливость – сказывалась беспокойная ночь. Можно было, конечно, заглянуть в аптечный киоск и купить упаковку морланина, но поскольку никаких кардинальных решений до получения инструкций из Нью-Йорка я принять все равно не мог, то решил пойти навстречу требованиям организма. Тем более что еще бабушка надвое сказала, продают ли в России стимуляторы без рецепта. Тут вам не Штаты с их культом здоровья, здесь народ привык глушить себя любыми подходящими средствами.

Я поднялся в номер, попросил коридорную разбудить меня в семь, повесил на дверь табличку «Просьба не беспокоить» и бросился в объятия старика Морфея.

Снилась война, которую я видел только в телевизионных новостях. Чернобородые люди в запыленных чалмах целились в меня из десятков «Калашниковых». Я умирал и возрождался, орал кому-то: «Аллах акбар!» Мне отвечали заунывными молитвами, какие-то дамочки, лица которых были закрыты паранджей, окружали меня со всех сторон, стаскивали с моей задницы джинсы, и одна из них, вооружившись здоровенным тесаком, начинала отпиливать мне главный мужицкий инструмент, но тут появлялась Инга, орала моей мучительнице: «Cunt! Leave him alone!» – и добавляла по-русски такое, что дамочки скидывали паранджи и принимались затыкать ушки, а вместо лиц у них оказывались жирные белые попы с коричневыми анусами вместо ртов и бородами, сильно смахивающими на кудрявую поросль у Лили, когда она вдруг перестает брить лобок, и высоко с неба на все это безобразие смотрели зеленые глаза, которые я когда-то видел, но сейчас никак не мог узнать, а еще выше плыли плотные рыжие облака, слишком уж напоминающие волосы французской певички Милен Фармер…

Выдернул меня из кошмара громкий стук. Я открыл глаза и увидел знакомое окно родного номера. Подушка под щекой была сырой от слюны.

– Господин Метальников, вы просили разбудить! – послышался из-за двери голос коридорной.

– Да-да-да, – ошалело отозвался я. – Слышу-слышу! Спасибо вам огромное!

Коридорная удалилась. А я сел на кровати и потряс головой. На часах было пять минут восьмого, и пора было готовиться к встрече с Ингой.

22

Она прилетела в две минуты девятого. Сегодня на ней было платье цвета морской волны, а волосы перевязаны светло-зеленой ленточкой.

– Привет, америкен бой! – потрепала меня по загривку. – Больше ничего не случилось?

– Бог миновал! – отозвался я, зарываясь носом в ароматную шевелюру.

Былая опустошенность испарялась, будто кусок сухого льда на лотке у мороженщика. Ее сменяло желание, и мои руки сами собой устремились под Ингины мышки.

– Подожди, не все сразу! – Инга осторожно отстранилась. – Что сам думаешь?

– Не знаю. То ли тут побывали воры-неудачники, то ли кто-то взял меня за воротник.

Она села в кресло, закурила, размышляя.

– Может, ты где-то прокололся, конь в малине?

– В каком смысле?

– Ну-у… – Инга сделала неопределенный жест рукой. – Раскрылся… Кто-то заподозрил, что Максим Метальников не тот, за кого себя выдает.

Я хмыкнул:

– Мне пришлось выдавать себя и за агента страховой компании, и за санитарного инспектора, и даже за служащего комитета по охране здоровья матери и ребенка, если такой в вашем городе существует… Возможно, некоторые из собеседников и могли заподозрить, что я не тот, за кого себя выдаю. Но они не могли так быстро узнать, где я живу, и организовать обыск.

Инга глубоко затянулась и выпустила к потолку дрожащее дымовое кольцо.