Читаем Конь бѣлый полностью

— Гениально, сударыня. — Бабин перелистал паспорта. — Как удалось? Впрочем, если вам…

— Отчего же, это вполне легально. Я общаюсь — по службе, конечно, — с консульским отделом Наркомата иностранных дел. Остальное — просто.

— Просто… — Бабин взял паспорт в руки. — Но похоже на сказку. Если это обнаружится — вас, Анна Петровна, расстреляют.

— Все мы когда-нибудь умрем…

— Верно. Мы уйдем через час, Анна Петровна, и только поэтому я позволю себе задать вам вопрос, который до сих пор не задавал: Борис Сергеевич Овсянников, супруг ваш, он ведь довольно часто бывал в Петербурге, вы помните такое обстоятельство?

— Да. Особенно в девятьсот девятом и десятом. Почему — не знаю, не вникала.

— Мы были знакомы с Борисом Сергеевичем, встречались два раза. У него была особенность…

— Присюсюкивал — это вы хотите сказать? Вы что же — подозреваете меня?

— Анна Петровна, береженого, как говорится… У вас, может быть, семейные фотографии сохранились?

— Уничтожила после развода… Впрочем… — подошла к секретеру, выдвинула ящик. — Вот, не угодно ли… — протянула визитку с золотым обрезом. Бабин взял и молча передал Дебольцову. На фотографии был запечатлен мужчина средних лет в парадной жандармской форме, с эполетами подполковника. Лихо закрученные усы, маленькие, глубоко посаженные глаза, выпирающий подбородок.

— Это подполковник Овсянников, — кивнул Бабин, — но вас, Анна Петровна, рядом нет?

— Это все, что я смогла сделать для вас, — несколько загадочно произнесла Анна Петровна. — Надежда, мы больше никогда не увидимся, и, знаешь, глядя на тебя, да и на вас, господа, я невольно вспомнила вещие строки: «Захватило вас трудное время не готовыми к трудной борьбе…» Все в руках Господних, прощайте…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза