Мы продолжаем прогуливаться по набережной и останавливаемся, чтобы понаблюдать, как какой-то придурок швыряет дротики в стену из воздушных шаров, пытаясь выиграть огромную мягкую игрушку для своей девушки. Сорок баксов спустя он по-прежнему без призовой панды, а подружка предпочитает теперь тратить больше времени, заглядываясь на меня, а не подбадривая его.
– Ты только посмотри на нее, – возмущается Мак, когда мы уходим. – Клянусь, она раздевала тебя глазами, пока ее бедный парень пытался произвести на нее впечатление.
– Ревнуешь? – улыбаюсь я.
– Нет. Просто поражаюсь. Ты, конечно, красавчик, Хартли. Не думаю, что хоть одна девушка не заценила тебя сегодня, пока мы здесь.
– Что тут сказать? Женщинам я нравлюсь.
Я не пытаюсь быть высокомерным. Это просто факт. Мы с Эваном действительно хороши собой, а красивые парни пользуются успехом у дам. Тот, кто считает иначе, просто наивный чудак. Когда дело доходит до наших основных животных инстинктов – к кому нас тянет в сексуальном плане, – внешний вид имеет значение.
– Почему у тебя нет девушки? – спрашивает Мак.
– Не хочу.
– А, я поняла. Мистер «я боюсь обязательств».
– Не совсем, – пожимаю я плечами. – Просто сейчас у меня другие приоритеты.
– Интересно.
Наши глаза встречаются, но длится это недолго. Я всего в нескольких секундах от пересмотра тех самых приоритетов, однако Мак сглатывает и меняет тему.
– Ладно, время для еще одного заезда, – объявляет она. – Мы достаточно долго дурачились.
– Пожалуйста, будь со мной помягче, – умоляю я.
Она просто фыркает в ответ и мчится на поиски нашего следующего смертельно опасного приключения.
Я смотрю ей вслед с легким недоумением. Эта девушка невероятна. Совсем не такая, как другие скучные клоны в Гарнете. Ей все равно, как она выглядит – волосы взлохмачены, косметика размазалась. Она непосредственна и свободна, что еще больше сбивает с толку: почему же она остается с этим придурком Кинкейдом? Что, черт возьми, такого Маккензи видит в этом парне, что делает его таким привлекательным в ее глазах?
– Объясни мне кое-что, – прошу я, когда мы приближаемся к какой-то огромной тарзанке, которая подбрасывает небольшую двухместную корзину с кричащими жертвами почти на двести футов в воздух.
– Если ты пытаешься оттянуть момент, это не сработает.
Мак подходит прямо к проводнику и вручает ему наши билеты.
– Твой парень… – начинаю я и обхожу ее, чтобы первым залезть в корзину.
Сотрудник привязывает меня ремнями и начинает свою речь, которая сводится к следующему:
Впервые за сегодняшний вечер Мак нервничает, усаживаясь на сиденье рядом со мной.
– А что с ним?
Я тщательно подбираю слова.
– Ну, до меня доходили кое-какие слухи. И все они не очень-то хороши. И для девчонки, которая настаивает на том, что не желает быть под крылом своих родителей, их маленькой принцессой, ты слишком рьяно согласилась делать, как тебе велели, и начала встречаться с еще одним клоном из Гарнета. Вот я и думаю – почему.
Толстая связка шнуров, которая через мгновение унесет нас в ночное небо, поднимается по рычагам аттракциона, образующим над нами тупой угол.
– Это вообще не твое дело. – Выражение ее лица становится бесстрастным, а тон – враждебным.
Я задел ее за живое.
– Да ладно тебе. Если у вас какой-то охренительный секс или что-то в этом роде, так и скажи. Это я понимаю. Получаешь разрядку, верно? По крайней мере, уважительная причина.
Она смотрит прямо перед собой, как будто есть шанс, что ей удастся игнорировать меня в этой четырехфутовой жестяной банке.
– Я не стану говорить с тобой об этом.
– Знаю, что это не ради денег, – утверждаю я. – И тот факт, что ты никогда не говоришь о нем, подсказывает мне, что он не владеет твоим сердцем.
– Ты зашел слишком далеко. – Мак бросает на меня суровый взгляд, вызывающе вздергивая подбородок. Борется со мной всеми силами. – Честно говоря, мне стыдно за тебя.
– Неужели, принцесса? – Ничего не могу с собой поделать. Выводить ее из себя – это так горячо, так возбуждает. – Когда ты в последний раз удовлетворяла себя, думая о нем?
– Отвали. – Ее щеки становятся алыми. Я вижу, как она закусывает внутреннюю сторону щеки, а затем закатывает глаза.
– Скажи, что я неправ. Скажи, что, как только он входит в комнату, ты заводишься.
Жилка на ее шее пульсирует. Мак усаживается на сиденье, скрещивая лодыжки. Когда ее взгляд скользит по мне, она облизывает губы, и я знаю: она думает о том же, что и я.
– Есть более важные вещи, чем химия, – говорит она, и в ее голосе слышится неуверенность.
– Бьюсь об заклад, ты убеждала себя в этом годами. – Я наклоняю голову. – Но, возможно, теперь ты уже не так в этом уверена.
– И почему же?
– Итак, – объявляет проводник, – приготовьтесь. Начинайте отсчет от десяти. Готовы?
– Я взываю к памятному моменту, – заявляю я.
– Что?