Комната воды

– Ты хоть понимаешь, что, не начни мы следовать за Гринвудом, эта гипотеза никогда бы не пришла нам в голову? – сказал Брайант, когда его друг сел за стол. – Карта лондонского метро известна всем. Почему же карту подземных рек держат в тайне? Кто еще владеет этим знанием? – Он бросил план туннелей на стол между ними. – Город живет по тем же законам, что и его улицы: каждый раз, когда ты думаешь, что разобрался в нем, он ловко от тебя увиливает. Ответ должен быть здесь, в этих пронумерованных линиях…

– Нет, Артур, это не так. Я уже видел тебя таким, и, честно говоря, ты взялся не с того конца, а может, и вообще не за то. Единственный ответ мы можем получить, разговаривая с людьми, а ты не наблюдаешь за ними, не думаешь о человеческой природе.

– Но для этого у меня есть ты.

Мэй вздохнул:

– Взгляни на девушку за стойкой – ты только что на нее накричал. Что ты видишь?

Брайант бросил на девушку беглый взгляд:

– Толстую греческую школьницу, которую надо бы поучить вежливости.

– Попробуй еще раз. Ее зовут Афина, ей около девятнадцати. Она уже замужем, с двумя детьми, а еще у нее есть младшая сестра. Ее отец – хозяин этого кафе, и она работает здесь против воли. Прошлой ночью ее муж напился, у них вышла ссора. Она несчастна, загнана в угол и не понимает, как до такого докатилась.

– Ты обо всем этом узнал, глядя на нее? – спросил Артур с искренним интересом.

– Это нетрудно, – ответил Джон. – У нее обручальное кольцо. Видишь фотографии на стене возле стойки? Семейные снимки, сделанные на Кипре, – мать и отец, сыновей нет. Хозяин дал работу старшей дочери, потому что она нуждается в заработке. Почему? У нее двойня. Парень, прошедший мимо с коляской, назвал ее по имени. Он рыжий, из местных. Такие попадаются сплошь и рядом. Он слишком рано стал отцом и в полном ужасе оттого, что вынужден заботиться не об одной, а о двух маленьких девочках. Парня это страшно злит, и не нужно быть гением, чтобы прочитать разочарование на его лице. Сам он тут работать не хочет, потому что это не мужская работа, к тому же кафе принадлежит ее семье, а значит, он все время с ними ссорился бы. Она работает допоздна, он укладывает детей в кровать и идет в паб. Она поправляет прическу, чтобы закрыть синяк. Сама она вряд ли могла так удариться лицом. Итак, Афина оказалась между Сциллой и Харибдой – между деспотичными родителями и озлобленным мужем, так что ее совсем не беспокоит, что ты пьешь – чай, кофе или крысиный яд.

– Гм… – Брайант задумчиво помешал кофе. – Пожалуй, ты прав. Мне следует уделять людям больше внимания, хотя бы иногда отрываться от книг. Ты знаешь, они ведь мне нравятся – люди. Это со стороны кажется, что нет.

– Я знаю, – мягко сказал Мэй. – У тебя доброе сердце, но ты это тщательно скрываешь. В качестве подозреваемого Аарон ничего не стоит, ты сам видишь. Тейт – самая вероятная из имеющихся кандидатур. Поэтому перво-наперво надо установить за ним наблюдение. Никого не бросали в канализацию, иначе мы бы обнаружили следы в садах или в проулке, но, не спорю, дождь может объяснять нехватку улик. Из орудий убийства у нас только кусок пленки. Надеюсь, ты согласишься, что это неожиданно. Но тебе также придется признать и наличие другой возможности.

– Какой же?

– Расследуя убийства на Балаклава-стрит, ты явно подпал под влияние ситуации с Гринвудом. Ты любишь собирать тайные знания о подземных реках, и вот они уже фигурируют в совершенно ином деле.

– Такая мысль приходила мне в голову, но теперь уже ты должен признать: то, что Балаклава-стрит построена над притоком реки, – чрезвычайно любопытное совпадение. Кстати, что ты решил насчет воскресного вечера?

– Я подумал, что вы с Мангешкар могли бы покараулить Гринвуда и Убеду. Что бы они там ни планировали, нам придется с этим покончить, потому что с понедельника мы любой ценой начинаем новую жизнь. Даже Раймонд согласен, что теперь у нас есть законный повод бросить все силы на Балаклава-стрит. Кроме того, пошли Бимсли в приют, пусть сторожит Тейта. А я отправлюсь к Монике.

– Ну конечно, меня ты посылаешь в холодное, сырое и, возможно, убийственное для мужчины моих лет место, а сам вознамерился поволочиться за женой Гринвуда, – проворчал Артур, клацнув куском сахара о вставные зубы. – Впрочем, я тебя не виню. Ты больше меня нуждаешься в любви и утешении.

Брайант давно уже считал себя человеком слишком странным, чтобы надеяться встретить кого-то, кто его полюбит. Он, конечно, недооценил храбрость и упорство британок, но теперь был убежден, что уже слишком поздно, и находил утешение в работе и дружбе.

– И все-таки, по-моему, было бы лучше, если бы мы вместе следили за Гринвудом. Он тебя знает, – продолжил Брайант.

– Не могу же я быть в двух местах одновременно. А ты не можешь идти со мной к Монике.

– Значит, ты действительно решил за ней поволочиться.

– Артур, глагол «волочиться» давным-давно вышел из употребления. Какой же ты все-таки викторианец!