Комната страха

– Вот неожиданно! Давно. Года два, как мы уехали в Лондон, а следом в Париж, так и не каталась.

– Тогда мы с отцом правильно поступили, что купили для вас коньки с двумя широкими лезвиями. Приглашаем вас сегодня после репетиции на каток в городском саду! Вы во сколько закончите?

– Надеюсь не поздно, то есть в восемь, в половине девятого.

– Вот и замечательно! Мы за вами подъедем!

– Петя, до городского сада от театра две сотни шагов! Можно и прогуляться!

– Еще лучше!

Александр Александрович сделал нам роскошный подарок.

– Господа! Не припомню уж, когда в последний раз работа у нас продвигалась столь успешно и скоро. Завтра Рождество. Мы все заслужили отдохнуть в этот день с чистой совестью. В день премьеры встретимся и не спеша все прогоним от начала и до финала, а завтра репетиций не будет. Впрочем, если кто сочтет нужным повторить какие-то сцены, зовите партнеров, театр для вас будет открыт. Приятного вам Рождества! А на сегодня уж точно все свободны!

Таким образом, мы с маменькой освободились даже раньше восьми часов. Но я на всякий случай выглянула в окно и разглядела Петю. Ждать назначенного времени стало не нужно, мы быстро оделись и спустились вниз.

– Здравствуйте, Ирина Афанасьевна, – обрадовался нашему появлению Петя. – Рад, что вы согласились пойти с нами на каток. Папенька уже там, дожидается нас.

Мы с легким, как говорится, сердцем и сознанием хорошо исполненной работы прошлись до городского сада. Полюбовались попутно собором и самой площадью. Заснеженными деревьями за оградой сада. Но самым прекрасным в этот вечер был воздух, наполненный искрящимися пушистыми снежинками, неспешно опускающимися из невидимых в темноте туч – казалось, что вовсе ниоткуда они не опускались, а рождались прямо в воздухе у нас над головами.

Маменька была в городском саду впервые, но уверенно повернула на звуки музыки. Просторная ледяная площадка была украшена небольшими елями, поставленными вокруг нее. На эстрадке играл духовой оркестр. Множество разноцветных электрических ламп делали все вокруг немного волшебным и очень праздничным. И я наконец-то ощутила, что завтра, уже завтра, будет Рождество! Будут торжественные службы в соборах, подарки, веселые вечеринки и все, что полагается! Можно еще раз прийти сюда или в Буфф-сад, можно устроить пикник за городом, можно кататься на лыжах и санях! И ни о чем не беспокоиться!

– Поберегись! – весело крикнули позади.

Мимо промчались двое молодых людей и еще один весьма почтенного возраста. Все катили перед собой финские санки[48], в которых смеялись от восторга и беззаботности их дамы. Нам стало интересно, кто же вырвется вперед, но досмотреть не удалось, нас окликнул Александр Сергеевич. Да и гонщики не стали финишировать на виду, а скрылись за поворотом.

Наши кавалеры помогли нам прикрепить коньки ремешками к ботинкам. Петя не совсем верно их охарактеризовал. Лезвия не были широкими, но на каждом коньке их имелось по два, и расставлены они были достаточно широко. Кататься по кругу в них было бы легко и замечательно, но едва ли можно на них исполнить какую-нибудь фигуру. Разве что кораблик?

Я чуть прокатилась, привыкая к конькам и ко льду, и попробовала сделать кораблик. Получилось! Меня это очень обрадовало, и я попыталась исполнить пируэт, но не вышло. Ни капли не разочаровавшись, я просто взяла подъехавшего Петю за руку, и мы покатили по кругу. Оркестр заиграл вальс, после марш, затем еще что-то веселое.

Мы катались, время от времени приветствуя встречных знакомых. Вот, даже Андрей Иванович здесь с супругой и дочкой катаются! А возле льда стоит чуть печальный Михаил Аполлинарьевич.

– Михаил! Отчего вы не веселы? – крикнула я.

– Я очень даже весел! – откликнулся помощник следователя. – А если и не весел, то лишь по той причине, что у меня нет коньков. Я прямо со службы. Завернул сюда, чтобы обрадовать Андрея. А раз здесь и вы, то и вас сейчас обрадую. Дело госпожи Козловской успешно завершено!

– Приятная новость? Но кто же убийца? Его ведь схватили?

– Э-э-э… – смутился Михаил. – Не то чтобы схватили… Не хотел вам подробностями такой приятный вечер портить. Да и сам некоторую неловкость ощущаю. Оттого что испытываю радость и облегчение, хотя причиной всему послужила еще одна смерть. Господин Кормильцев покончил с собой. Но оставил записку, где и признался в злодеянии.

– А это точно самоубийство? – отчего-то первым делом я поинтересовалась именно этим.