Комната шепотов

– Звони Аккерману, – говорит он Кэмми. Та приходит в восторг, видя, как роскошный седан взлетает в воздух, словно в фильме с погоней. Джейсон отмечает координаты камеры и оценивает расстояние от стенки до того места, где машина появилась в зоне видимости, прорвавшись через проволочную сетку или что-то в этом роде. Даже на расстоянии видно, что ограда окружает промышленное здание, которое вдвое выше всех близлежащих построек.

Не проходит и двух минут, как Кэмми снова дозванивается до Маршалла Аккермана из «Волонтеров за лучшее завтра», в то время как Джейсон продолжает поиски при помощи «Гугл планета Земля». Он находит здание, увеличивает спутниковый снимок до максимума, после быстрого просмотра переходит на «Гугл стрит вью», разворачивается на триста шестьдесят градусов и обнаруживает участок, отведенный для промышленного использования, хотя промышленность уже переместилась в другие штаты или страны, – растрескавшаяся, вся в выбоинах дорога, мрачная картина упадка, ржавчины и разложения.

– Думаю, вот оно, – говорит он.

– Он думает, вот оно, – говорит Кэмми Маршаллу Аккерману.

Джейсон повторяет адрес, Кэмми называет его Аккерману. Тот отключается и наверняка сразу же присоединяется к своим людям, вооруженным до зубов, нетерпеливо ждущим в машинах со включенными двигателями.

Джейсон вытаскивает пончик из коробки, Кэмми хватает булочку, и они поднимают тост друг за друга, чокаясь выпечкой.

– Класс! – объявляет она.

25

Ларкин не знал, что делать дальше, – стоял в свете фонаря, бледный, сильно растрепанный, словно древний король, ставший бесплотным, получивший запрещение входить в царство духа как с парадного, так и с черного хода, но слишком гордый, чтобы скитаться призраком по миру, которым он прежде правил.

– Сакура Ханнафин умирает от укуса шершня и удушения, поскольку ее дыхательные пути перекрыты, – сказала Джейн, – а мой Ник становится марионеткой в чужих руках, а учительница из Миннесоты убивает себя и других, потому что компьютерная модель советует строить новый мир именно так. А ты собираешься лететь на Багамы и жить в роскоши, нежась на солнце?

Она взяла паспорт и бумажник и положила их в сумку. У Ларкина не было ничего, он был ничем и не мог сказать ничего, кроме того, что говорил раньше:

– Вы обещали показать мне дорогу к жизни.

– Вот она. – Джейн показала на дверь, через которую провезла его на тележке. – Изучи город, узнай, как жить на улице. Кради в супермаркетах, находи сокровища в мусорных бачках.

– Я не смогу так жить.

– Многие живут.

– Я не спрячусь от этих людей, от Д. Д. Они найдут меня в приюте для бездомных так же легко, как в моем любимом ресторане.

– Тогда возвращайся к жене.

– К ней? Она поймет, что случилось, как только увидит меня, поймет, что я продал их всех. И тут же позвонит Д. Д.

Джейн промолчала.

– Я прошу вас. Хорошо? Я вас прошу. Паспорт и бумажник.

И опять она показала на дверь.

– Вы представить себе не можете, что они со мной сделают. Представить не можете.

Это не доставляло ей удовольствия, не грело ее сердце – долгожданная месть! – не давало ощущения, что она поправляет весы Фемиды. Она знала только одиночество, которое испытывает единственный выживший после кораблекрушения: он плывет на палубных досках и поломанных багажных ящиках под небом, где нет ничего, кроме солнца, а вокруг – все то же штилевое море.

Голосом, в котором не осталось не только надежды, но и отчаяния, очищенным от эмоций, кроме, возможно, экзистенциального страха, Ларкин сказал:

– Я плохо переношу боль. Я не позволю им… мучить меня. Если я брошусь на вас, вам придется пристрелить меня.

Джейн подняла пистолет без глушителя и взяла его обеими руками:

– Уходи отсюда.

– В вас нет жестокости, – сказал он. – Вы не будете стрелять так, чтобы ранить меня. Не позволите мне сойти с ума от боли.

Джейн больше не давала никаких обещаний. Ларкин вернулся к тому, что было его сутью, к роли самодовольного хлыща, причисляющего себя к избранным. На его лице появилась ухмылка.

– Ты уже покойница, дерьмо вонючее. Они узнают всё о тебе в комнате шепотов.

Он бросился на Джейн, и та два раза нажала на спусковой крючок. Первая пуля попала Ларкину в горло, отбросив его назад, вторая – в лоб, придав ему карикатурный вид, словно для того, чтобы показать в режиме предпросмотра лицо, которое он получит в глубинах другого мира, где горит огонь, не дающий света. Голова его откинулась назад, у костюма словно выросли крылья, и он упал, как падает птица, подстреленная в воздухе, с бесстыдно раздвинутыми ногами, приземлившись на дешевый алюминиевый стул с нейлоновой сеткой, которым он ни за что не позволил бы изуродовать двор своего дома в Беверли-Хиллз, где адвоката теперь ждала его вдова.

26