Комната с призраком

Однажды вечером, когда незнакомец и барон сидели с остальными гостями в библиотеке, их разговор обратился к сверхъестественным предметам. Незнакомец оставался сдержанным и задумчивым в продолжении всей беседы, но, когда барон в шутливом тоне отверг существование духов и в насмешку призвал явиться хотя бы одного из них — его глаза зажглись неземным светом; сам он, казалось, вдруг вырос и заполнил собою все кресло. Когда спор закончился и над собранием на несколько секунд повисла гнетущая тишина, из темных аллей леса донеслась мелодия небесных хоров. Гармония звуков заворожила собравшихся, и только незнакомец выглядел встревоженным и мрачным; он с состраданием взглянул на своего благородного хозяина, и что-то похожее на слезу блеснуло в его черных глазах. Несколько секунд спустя музыка затихла вдали, и все стало покойно, как прежде. Вскоре после этого барон оставил комнату, и следом за ним, почти сразу, ушел незнакомец. Он недолго отсутствовал, когда предсмертный вопль жутким эхом разнесся по замку; барон был найден мертвым в одном из темных переходов. Лицо его исказила гримаса боли, и на его почерневшем горле отчетливо выделялся отпечаток человеческой руки. Немедленно подняли тревогу, замок перевернули сверху донизу, но незнакомца не нашли и с тех пор его в замке не видели. Прошло время, тело барона предали земле и об ужасном преступлении старались вспоминать как можно реже.

Нежная душа Клотильды заметно расстроилась после исчезновения завладевшего ее чувствами незнакомца. С утра до вечера она бродила по тропинкам, где он когда-то ходил; она вспоминала его последние слова, его мягкую улыбку, навещая то место, где он однажды заговорил с ней о любви. Общества она избегала и, казалось, с радостью затворялась в своих покоях, где любовь ее, которую девичья гордость прятала от чужих глаз, изливалась в слезах в часы одиночества. Прекрасная плакальщица была одинока и прелестна, как ангел, освобожденный от земных пут и приготовившийся взлететь на небеса.

Однажды летним вечером, когда она посетила уединенное место, любимое ею, за спиной ее раздались тяжелые шаги. Она обернулась и, к бесконечному своему изумлению, увидела перед собой незнакомца. Он подошел к ней.

— О, вы вернулись! — воскликнула обрадованная девушка. — Когда вы оставили меня, я подумала, что счастье отныне недоступно мне. Но вы вернулись, и мы снова будем счастливы?

— Счастливы, — отвечал ей незнакомец с презрением и насмешкой, — могу ли я стать счастливым вновь, могу ли… — но извините мое волнение, возлюбленная, и отнесите его к восторгу, который я испытываю от нашей встречи. О! Я должен много рассказать вам! Но еще больше добрых и нежных слов мне предстоит услышать, ведь это так, любимая? Скажи мне, скажи, не таясь: была ли ты счастлива в мое отсутствие? Нет! Я это вижу по твоим запавшим глазам, по бледным щекам; наконец-то бедный странник вызвал участие в сердце своей возлюбленной. Я был в других странах, я видел разных людей, я встречал многих женщин, прекрасных и совершенных, но я не встречал среди них моего ангела, и теперь он стоит передо мной. Примите мое искреннее восхищение, — продолжал незнакомец, срывая и протягивая Клотильде бутон вереска. — Вы прекрасны, как полевые цветы, что украшают ваши волосы, и нежны, как моя любовь к вам.

— Это очень трогательно и нежно, — отвечала ему Клотильда, — но вереск увянет до наступления ночи. Он прекрасен, но красота его скоротечна, как любовь мужчины. Нет, не вереск будет означать ваше чувство — подарите мне нежный, вечнозеленый, чудесный цвет, что живет круглый год; и я скажу, вплетая его в косу: «Фиалки цвели и увяли, розы раскрылись и опали, но эвергрин вечно юн, и такова любовь моего странника». Друг моего сердца! Вы не можете, — вы не можете покинуть меня. Я живу лишь вами; вы — все мои надежды и мысли, вы — все мое существо. И если я потеряю вас — я потеряю себя. Я была одиноким полевым цветком в пустыне мира до тех пор, пока вы не перенесли меня в плодородную землю; и можете ли вы теперь разрушить нежное сердце, которое вы первый научили пылать жаром страсти?!

— Не говорите так, — произнес незнакомец, — моя душа разрывается от ваших слов; — оставьте меня, забудьте меня навсегда, избегайте самого моего присутствия — иначе вы погибли на веки вечные! Господь и человек оставили меня, и, если бы только вам привелось увидеть иссушенное зноем сердце, что едва бьется под безобразною оболочкой, вы бы бежали меня, как если бы встретили на тропинке ядовитую гадину. Вот мое сердце, любимая, смотрите, как хладно оно; биение не выдает его чувствований; оно мертво и хладно, как друзья, которых я знал когда-то.