Комната кукол

— Мы поставим тебя в известность. Она сирота, и, как понимаешь, мы хотим избавить ее от выпавшей на твою долю участи. Именно поэтому мы решили взять ее в имение.

Я попыталась осознать, что за всем этим кроется. Руфус и Вайолет — брат и сестра. Раз девочка — племянница их обоих, значит, у них есть еще брат или сестра. И раз они заговорили об этой девочке только сейчас, значит, именно из-за нее Руфус ездил в Лондон, поскольку узнал, что семью Молинье после смерти мисс Лаванды постигла новая трагедия. Может быть, нужно выразить им свои соболезнования? Или это будет неуместно?

— Я буду рада компании, — наконец сказала я. — Куклы не очень-то разговорчивы.

Никто даже не улыбнулся, услышав эту шутку.

— В надлежащее время мы поставим тебя в известность, — повторил Руфус. — Тогда мы и сообщим тебе подробности. В любом случае, ты должна осторожно вести себя с нашей племянницей. Она хрупкая девочка, долго болела и теперь вынуждена заново привыкать к жизни. А ты вечно шумишь, несдержанна и невоспитанна.

Серьезно?

— В какой-то мере эти твои особенности пойдут ей на пользу. Но в остальном — избавь от них и ее, и нас.

Руфус в своем репертуаре. Детей нужно видеть, но не слышать. Я не стала задавать вопросы, вертевшиеся на языке. Зато вскоре у меня будет возможность расспросить эту девочку о ее семье — и я уверена, что племянница Молинье окажется такой же любопытной, как я сама, и многое знает. Значит, мои сегодняшние мучения за завтраком не пройдут даром.

После этого и Руфус, и Вайолет полностью меня игнорировали. О куклах разговор больше не заходил. Но когда я позже вошла в тайную комнату, то сразу увидела, что за время моего отсутствия что-то изменилось. Кукла, которую я назвала Дженет, исчезла.

После этого я решила не сообщать Вайолет, если замечу что-то странное. Почему-то я чувствовала себя в ответе за этих кукол и теперь не знала, что случилось с Дженет. Вайолет, должно быть, забрала ее, и мне не понравилось, что она поступила так за моей спиной, — хотя еще вчера я была бы рада отделаться от этой куклы. Безусловно, куклы принадлежали ей, она в своем праве. Вайолет может делать с ними все, что угодно, не спрашивая у меня разрешения. Но что-то тут было не так, и с тех пор, как я поговорила с Вайолет, она знала, что я это знаю. Каким-то образом это делало меня уязвимее.

То, что я слышала в Комнате кукол детский смех, было не единственной странностью этих кукол. И не последним, что меня испугало. Напротив, потом случилось такое, после чего я могла бы лишь улыбнуться своему прежнему испугу: подумаешь, услышала смех, ну и что? Но в том, что произошло, во многом была моя вина. Нельзя было воровать ту куклу.

Все началось через пару дней после исчезновения Дженет. Мне бросилась в глаза кукла, чье белое платьице очень напоминало мое. Мне нравилось выбирать кукол по каким-то внешним признакам — тогда у меня не было ощущения, что это кукла сделала этот выбор, а не я. Я взяла ее на руки и заметила, что и ее волосы похожи на мои. В Холлихоке никто не указывал мне, какую прическу носить, и эпоха косичек и чепчиков осталась в прошлом. Так как у меня не было камеристки, которая укладывала бы мои волосы, — и вообще, я чувствовала себя еще маленькой для таких причесок — я носила волосы распущенными. Они немного вились, даже после того, как я перестала их заплетать, и теперь я наконец-то узнала, каково это — морщить лоб и шевелить ушами. Только от челки пока пришлось отказаться. Прямой пробор придавал мне вид красотки с картин прерафаэлитов, и мне это нравилось. И именно такая прическа была у этой куклы.

Удивившись, я присмотрелась к лицу этой куклы. В целом, с моей точки зрения, все эти куклы были очень похожи друг на друга: те же пухлые щечки (сразу становилось ясно, что они не сироты, а хорошо откормленные детки), румянец, широкие брови, рты обычно приоткрыты и в них видны зубы. Отличались куклы только одеждой, цветом глаз и волос.

Но эта кукла, как мне показалось, чем-то напоминала меня. Безусловно, невзирая на высокое кулинарное мастерство миссис Дойл, щеки у меня не были такими пухлыми, но, с другой стороны, эта кукла казалась чуть стройнее остальных. Ее глаза, рот — все было как у меня. Или мне это только мнилось. Я же никак не могла это проверить, для этого нужно было зеркало, а в Комнате кукол зеркало убрали. Собственно, еще было заметно, где оно висело, — на стене над камином белело пятно на обоях. Может быть, там когда-то красовалась картина, но мысль о том, что кто-то намеренно унес из этой комнаты зеркало, представлялась достаточно жуткой, чтобы укладываться в общий порядок вещей.

А вот в комнате у меня зеркало было. Старое, тусклое, зато настоящее зеркало, и по утрам, умывшись, я могла смотреться в него сколько вздумается, точно вдруг увлеклась самолюбованием, чего явно не могло случиться со мной в приюте Св. Маргариты. Зеркало было прикручено к стене над миской для умывания, и так просто его оттуда не унесешь. Значит, нужно было как-то принести эту куклу к зеркалу.