Читаем Комната полностью

улыбаясь, похохатывая, растягиваясь на койке, пробегая через парк, хлопая ладонью по ноге, клацая языком о нёбо – всадник и конь одновременно. Потом тебя подстреливают на вершине холма, и ты скатываешься вниз, ползешь за дерево или куст и сам подстреливаешь грязного краснокожего, или шерифа, или кто еще там тебя преследует. Укрывшись за деревом или кустом, стреляешь из карабина, который вытащил из седельного чехла, по преследователю, промахиваешься, и пуля рикошетит от скалы, и еще один всадник спрыгивает с коня и стреляет в ответ, и вскоре все ползают, бегают, прячутся, стреляют. И каждый день перед началом игры каждый выкрикивал, мол, я буду злодеем, а я буду героем, и вот уже буквально через несколько секунд все уже разделились на два лагеря и бежали, скакали и стреляли. С визгом проносились пули, ладони хлопали по ляжкам, рты издавали звуки, имитирующие конский галоп, а они неслись по траве, по кустам, огибая деревья, перепрыгивая сусличьи норы или бревна, резко дергая поводья, чтобы избежать укуса гремучки, а потом валялись, растянувшись на траве у ручья или водопоя, глядя в чистое небо, пока кони утоляли жажду, и сладко пахло травой, когда конь и всадник, передохнув, возобновляли погоню или бегство.

А те битвы на 72-й улице! Сотни детишек собирались на улице с ружьями, понаделав их из картонных ящиков, обрезав их по углу и связав резинкой, и пуляли из кусков картона друг по другу и бежали с воплями в атаку, толкая сделанный из старого скейта и коробки из-под апельсинов катер. А старая миссис МакДермонт думала, что все это по-настоящему, и вызывала копов, а когда те приезжали, все с дикими воплями разбегались кто куда.

Вот это были битвы. Целые дни тратились на изготовление ружей, они кромсали любой кусок картона, который только могли найти, а потом улица снова была переполнена ребятней. И битва происходила снова и снова, а когда у тебя заканчивались боеприпасы, ты просто подбирал все, что тебе нужно, на улице. Картон валялся повсюду. От тротуара до тротуара, хахахахахаха. Вряд ли это нравилось дворникам – этим старым итальянским мужикам с их тележками, метлами и лопатами. Хотя, может быть, им все же проще было убирать картон с улиц, чем собачье дерьмо и лошадиный навоз. Старый Мистер Леон им помогал. Он выходил со своей лопатой и собирал в кучу лучшие куски навоза. При этом всегда ждал, пока птицы не склюют то, на что нацелились. Иногда он там часами стоял и ждал, пока птицы не наедались, потом осматривал, выбирая куски получше и аккуратно сгребал их в кучу. Дворик у него был цветистый, это да, но и смердел изрядно – особенно летом. Все говорили, что у него на заднем дворе роскошный огород. Помидоров много. Но кто знает? Никто его на самом деле не видел. Как бы то ни было, розы у фасада его дома были красивые. Благоухали так, что запах навоза почти не чувствовался по весне. По весне всегда хорошо. А вот июнь тянулся долго. Не могли дождаться каникул. Нету книжек, нету школы, нет учителя-козла. Никак не могли дождаться того времени, когда можно будет пропеть эту песенку. Потом домой, к матери, показать ей дневник. И она всегда была счастлива, когда видела хорошие отметки, но потом начинала спрашивать, почему 3 по прилежанию и 3 по поведению. И не получала ответа. Ты ведь такой хороший мальчик. Почему же ты не можешь получить 5 за поведение и прилежание? И на ее лице досада. А ты пытаешься как-то отбубниться от этого вопроса, пожимаешь плечами, но это не срабатывает. В животе завязывается узел, и подкатывает тошнота, и вот тебе все жарче и жарче и нечего сказать. Вообще. Ничего такого, что кто-то смог бы понять. Ты балаболил на построении или засмеялся в классе, училка пишет замечание, потом ты снова перешептываешься или хихикаешь, и эта сука тупая пишет еще одно и еще, а потом тебе надо объяснять, почему у тебя тройки по поведению и прилежанию. Будто ты в этом виноват.

Нахер. Насрать. Старые морщинистые клизмы. С какого хрена они работают в школе, если так ненавидят детей? Прекрати хихикать. Ты класс отвлекаешь. Черт. Они просто не выносят человеческого смеха. У них есть их правила и недовольные рожи, и это все. Они ничего не желают знать. Если ты не будешь делать того, что они хотят, они испоганят тебе жизнь. Жаль, что их не бывало в тех уличных битвах. Можно было бы подстрелить их из самострелов. Или рогаток.

Да…… рогатки были что надо. Весь секрет – в резине. Старик делал их из камер для колес. Мощные получались рогатки. Боеприпасы к ним делали из старой клеенки, и было чертовски больно, когда в тебя ими попадали. Джон однажды убил кота из рогатки. Зарядил ее стальным шариком и разнес коту голову. Но те бои были крутыми. Крики, визги, беготня, переполненные улицы и пробки.

Игра в полицейских и грабителей – это было нечто. Даже когда дождь шел и тебя не выпускали на улицу. Та квартира на Четвертой авеню. Это был четвертый этаж, и он идеально подходил для того,

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги