На Захара недоброжелательно косились — на юге и востоке виновными в развязывании войны считали народовольцев и их приспешников, поэтому нарармейцу нужно было держать ухо востро. Вспоминая текст шифровки, которую они использовали для пересылки сообщений по телеграфу, он поднялся по лестнице и вошел внутрь одноэтажного красивого здания — пожалуй, единственного строения в поселке, находившегося в хорошем состоянии. Стоявший без дела служащий, лениво посмотрел на него.
— Чего изволите? — спросил.
— Нужно отправить телеграмму в столицу.
— Одну секундочку, — служащий быстрым шагом направился за стойку, зашел в подсобное помещение. Через пару минут появился оттуда.
— Текст телеграммы диктуйте, — попросил.
Захар произнес абсолютно бессмысленную фразу, разгадать которую без знания шифра не представлялось возможным.
— С вас семьдесят пять копеек, — безразлично произнес служащий.
Захар расплатился, телеграфист погрузился в работу.
— Можете идти, — сказал он нарармейцу, — телеграмму я непременно отправлю как только починят аппарат.
— Спасибо, — поблагодарил несколько растерявшийся нарармеец, вышел.
Убедившись, что Захар ушел, служащий окликнул человека, прятавшегося в подсобном помещении.
— Вон текст, отправлять? — спросил он.
Народоборец прочитал, как и ожидалось, смысла не уловил.
— Нет, это шифровка. Черт знает, что он своим сообщил.
— С ним как поступите?
— На выезде из города кончим. Тебе, Семен Степаныч, огромное спасибо.
— Не благодари. После того, как эти свиньи моих сыновей перебили, мне никакая благодарность не нужна, лишь бы скота побольше выкосило, — зло произнес служащий.
— Нужна, не нужна, а деньги я тебе оставлю. Бывай.
Тем временем Захар направлялся к конюшне — нужно было как следует накормить и напоить лошадь — он намеревался завтра уже нагнать Кирилла и Салтыкова, если потребуется, выручить комиссара из беды. По дороге столкнулся с мальчишкой-обращенцем — пепельно-серые волосы и желтоватые глаза сорванца пристально наблюдали за Захаром. Нарармейцу стало не по себе.
— Чего тебе надо? — спросил он.
— Убить вас хотят, дяденька, — бросил мальчик.
— Кто? Зачем?
Вместо ответа мальчишка бросился бежать прочь, а Захар потянулся к ремню винтовки. Может пошутил мальчишка? А если говорил правду, почему решил помочь Захару? Разбираться было некогда, Захар твердым шагом направился к конюшне, заплатил конюху, сам отправился в трактир перекусить, не переставая нервно оглядываться по сторонам — мальчишке он все-таки поверил.
3
Трактир представлял собой затрапезную сельскую забегаловку: небольшое помещение с грязным полом, серыми от плесени стенами и почерневшим от влаги потолком, заставленное дебелыми деревянными столами. Посетители — пьющие самогон торгаши — заметив Захара, вперили взгляды в столешницы, смолкли, но агрессии не проявляли. Нарармеец обошел их, приблизился к занавешенному полотном входу на кухню, постучал по стене. Выглянула напуганная женщина.
— Хозяйка, накормить бы меня, да поскорее, тороплюсь, — сказал Захар.
Женщина тоже отвела взгляд в сторону, принялась что-то тихо бормотать себе под нос.
— Чего ты бормочешь? Громче говори! — рассердился Захар.
— Так нечего есть, — робко выдавила из себя хозяйка. — Вы, господин хороший, езжали бы своей дорогой.
— Это как нечего есть в трактире? И с чего это мне нужно езжать? Я что, хуже других?!
— Да! — хозяйка зло посмотрела на него. — Не нужны нам тут народники. Вы езжайте, господин хороший, езжайте от греха подальше.
Захар криво усмехнулся, оглянулся на посетителей, которые привстали со стульев и наблюдали за развернувшейся сценой. Взгляд нарармейца заставил их отшатнуться и сделать вид, что он продолжают застольничать и не обращают внимания на скандал.
— Смотри, бабонька, как наши подойдут я им расскажу, какой прием мне здесь устроили, — бросил он и направился к выходу.
Его слова произвели должное впечатление — побледневшая хозяйка бросилась следом.
— Господин хороший, вы не серчайте…
— Не господин, а товарищ нарармеец! — оборвал ее Захар. — Так накормишь ты меня или нет?
— Накормлю, накормлю. Вы садитесь, госпо… товарищ нарармеец, отдыхайте, — сказала и засеменила на кухню.
Устроившись в углу, Захар снял винтовку и, недоверчиво поглядывая по сторонам, стал дожидаться, когда ему принесут обед.
«Еще и отравить чего доброго надумает, — пронеслось в голове у нарармейца. — Надо будет ее заставить попробовать».
Поначалу на полном серьезе собирался заставить бабу отведать собственной стряпни, но когда она принесла ему щи и блины, позабыл о своем намерении — настолько приятно пахла готовка и столь сильно он проголодался. В миг опустошив тарелку, принялся за блины. Разделавшись и с ними, понял, что по-прежнему голоден, но требовать добавки не стал, позвал хозяйку, расплатился, и направился к выходу, с опаской поглядывая на посетителей. Отчего же в Талом такое отношение к народникам? Вроде зажиточных крестьян тут нет, мелкие мастеровые да служащие, по идее классово близкие элементы, а нет же, смотрят на Захара так, будто вражину встретили.