– То, что нездешний, – это видно. Что ж, помогу я тебе, хоть с Михаилом и знаком не близко. Гораздо лучше я знаю его брата – Петра Федоровича. У него-то твой учитель и останавливается, когда приезжает. А живут они в коричневом доме, что к кладбищу примыкает.
– Тому самому кладбищу? – спросил Генрих, показывая рукой в сторону, откуда сам только приехал.
– У нас оно одно. Петр Федорович сооружает гробы, тем и кормится. Он вообще мастер-плотник, но почему-то когда упоминаешь гробы, люди лучше запоминают. Он кстати и сторож на погосте.
Вдруг юноша со священником обернулись ко входной двери. Одинокий, но весомый стук привлек их внимание, а после было слышно, как на деревянную паперть поставили ( да так резко, словно бы уронив) что-то тяжелое. За отворенной наконец дверью показалась острая борода уже знакомого студенту бедняка, однако тот, попятившись назад, пропустил вперед себя двух молодых людей, груженных полезным грузом. Один нес туго завернутую в плотную ткань картину, местами перетянутую крепкими узлами. В высоту она была не меньше полутора метров, а ширина составляла около одного. Несущий ее парень с каштановыми волосами то и дело норовил сдуть пот, объемными каплями выступавший на его лбу. Следом шел рыжий хлопец, лицо которого выражало какое-то легкое веселье, хотя выпуклые сумки, повисшие на его могучих плечах, вовсе не казались маловесными.
– А, Ярик, Андрюша, проходите, можете пока все это поставить, чего спины рвать, – воскликнул священник, увидев старых знакомых.
Те, услышав слова служителя, опустили тягости на пол. Генрих же, заприметив характерные ямочки на щеках незнакомцев, заключил об их кровном родстве.
– Это, я так понимаю, свечи? – вновь заговорил поп, указывая на сумки.
– Да, Евгений Петрович, они самые, – подал наконец голос рыжий, и его бас срезонировал от голых стен храма.
После этого второй брат откинул слегка маслянистый клапан, и взору всех присутствовавших предстала аккуратно составленная гора тонких бледно-желтых церковных свечей, немного отдававших синевой.
– Замечательно! Прелестно! Вы такие молодцы, голубчики! – широко размахивая руками, восславлял труд двух братьев Евгений. – А это что?
Внимание попа переключилось на поставленную у стены картину.
– Икону новую написали, – будто бы стесняясь, пояснил парень с темными волосами.
– Икону? Ой-ой, а как же так? Я же говорил вам, что нету больше места, дорогие вы мои….
– Евгений Петрович, так ведь непростую принесли, – сказал Ярослав, лицо которого было усыпано веснушками.
И вновь, услышав голос, скорее всего, старшего брата, Андрей бросился развязывать громоздкие узлы. Когда оковы были сняты, оказалось, что на сакральном изображении виднеется лик Василия Блаженного.
– Так ведь…имеется уже у нас такая, голубчики, – словно бы растерявшись, говорил священник. – Та самая, единственная, что в пожаре уцелела
– Мы знаем, Евгений Петрович, но хотели ее нашей заменить.
– Вашей? А чего же так?
– Больно хотелось себе эту икону в дом, но нехорошо будет самим себе икону писать.
– Православие этого не запрещает, – тут же бросил поп.
– Конечно, но…просто как-то не по себе, что ли, – оправдывался Ярослав сразу за обоих.
– Мы бы свое искусство улучшили, если бы рядом образец достойный был, – нашелся вдруг младшенький.
– Эх, что же делать? Понимаете ли, ребята, нет у меня возможности платить за это, денег-то на новый приход изрядно истрачено.
– Дык мы же не продавать хотим, а обменивать.
– Что же получается, церковь вся будет в ваших работах? Нравится мне эта идея, конечно. Самобытно, кто заедет – вон, как молодой человек подле вас – тому объявить можно, что все дело рук местных мастеров.
При упоминании студента отец Евгений кивнул в его сторону, будто бы обозначив его в пространстве перед прежде равнодушными братьями. Те кивнули Генриху, а он кивнул в ответ.
– Но с другой стороны, ребятушки мои, я эту несчастную икону с самого Киева вез, она, считай, ценна уже этим.
– Евгений Петрович, может, тогда отдадим мы вам за нее и свечи, и свою работу? Нам ведь дальше учиться надо, а то мы все по памяти работаем, что непросто.
– Ох, нет, так дело не пойдет. Работа любая должна оплачиваться.
– Для нас Василий Блаженный – выше всяких оплат, – вновь заговорил Андрей с каким-то странным воодушевлением в глазах.
– Ладно, так и быть, забирайте. Но! – остановился вдруг священник, отводя глаза в сторону и хмурясь так, будто хочет что-то вспомнить. – За свечи я тоже заплачу, все по-честному, друзья мои.
После этого братья вновь подняли сумку и икону, чтобы отнести их в глубь храма. Генрих же собрался уходить, но перед самым выходом остановился и, немного растерявшись, попятился назад.
– Коричневый дом у кладбища, удачи! – повторил ему уже сказанное поп и пошел следом за Андреем с Ярославом.
– Благодарю! – бросил студент и покинул сакральное строение.