Но, миру вопреки, все ж буду прав!
Эх, где теперь то прежнее упрямство?
Погас запал, как жизнь среди могил.
Я злобой жёг судьбы своей мытарства
И крылья в пылу битвы опалил.
Теперь во мне молчит накал страстей,
А я, как птица, меж двух крайностей
Лавирую, стремясь не рухнуть вниз.
И этот путь, поверьте мне, тернист.
Я жалил ядом – нет теперь его.
Я непреклонен был – теперь в сомненьях.
И вроде проживал жизнь одного,
Но на три жизни было в ней мгновений.
Я каждой ставкой восхищал народ,
Я жил ва-банк, а как же жить иначе?
И разрушая прежний обиход,
Себя я изолировал, тем паче.
Как будто одержим, но без желанья.
Хоть часть меня была в том самом мне?
А может, одержимость, заклинанье
Господствовали в темной пелене?
Однако знаю: я жил не напрасно.
Жаль только лишь грядущую пору:
Всю свою жизнь пробегав сопричастным,
Я ненароком упустил судьбу.
Тонкое чувство
Вздымалась кружевом роса,
В лучах тепла волнуя дали,
Пока пернатых голоса
Остатки тиши прогоняли.
Просторы синие небес
Вдруг поседели в одночасье,
И окропленный влагой лес
Застыл в осанистой гримасе.
Пока бушует непогода,
Замолкли сизые поля,
Наполнилась тоской природа,
Поникла в слякоти земля.
Часть 1.
1862 год.
Пара верст пути оставалась карете до пункта назначения, когда она остановилась, чтобы высвободить страждущего свежего воздуха и твердой почвы под ногами молодого человека. Терзаемый глухой головной болью и приторно-сладким чувством тошноты, студент Императорского университета Святого Владимира опустил голову, приготовившись к худшему, но неприятные позывы в мгновение отступили под гнетом утренней степной прохлады.
« Фух, кажется, отпустило» – подумалось юноше, когда он решил оглядеться по сторонам.
Навязчивое желание избавиться от морской болезни, застигнувшей студента в Винницком уезде Подольской губернии, то усыпляло его в дороге, то заставляло нервно вглядываться в заоконный пейзаж. Последние часы поездки молодой человек как раз провел в беспокойном сне, потеряв на время ориентацию в пространстве. И вот он стоял на окраине неприглядной сельской дороги, наблюдая раскинувшееся пред ним земляное полотно, усеянное крестами и серыми надгробиями.
– Как вы, Генрих? – спросил соскочивший с кареты извозчик и принялся разминать запрелые от продолжительного сидения части тела.
– Мне нехорошо, – сухо констатировал юноша, не желая обсуждать детали. – Почему у кладбища нет никакого забора?
– А зачем? Оно всё ширится, такова уж суть погостов.
Генрих со сказанным согласился, незаметно кивнув.
– Что ж, немного тут осталось? – спросил он.
– Так минута буквально! Мы уже в Гнивани.
– Это хорошо, ладно, поехали.
Извозчик, услышав самое ходовое в его работе слово, тут же оживился и поспешил вернуться на свое место. Сплюнув едкую слюну, решил сесть в карету и Генрих, однако же дуновение протянувшегося по земле ветра обдало его ноги и обнаружило странный еле различимый вдалеке свист. Студент прислушался, но вдруг ветер стих и таинственный звук пропал вместе с ним.
– Ты слышал? – спросил юноша у везущего его мужичка.
– Ветер?
– Нет же, другое. Какой-то… какой-то звук.
– Вам показалось.
– Да нет же, у меня тонкий слух, я точно услышал.
– Господин Бауэр, если вы хотите еще немного подышать свежим воздухом, то я не против: спешить, собственно, некуда.
– Особенно вот этим, – ответил Генрих, махнув головой в сторону могил.
Вдруг ветер вернулся, а вместе с ним вернулся и странный ускользающий от неопытного уха свист. Юноша уловил его и тут же определил, что источник звука находиться на кладбище, но повернув к крестам свою голову, почувствовал, как ветер стремительно растворился в тишине и таинственный шум проделал следом тот же трюк.
– И опять! Ты слышал? – вопрошал молодой человек, но извозчик сохранял равнодушие.
– Быть может, где-то есть щель и ветер задувает в нее, делов-то. Так вы готовы?
Студент помялся еще чуток и, решив, что долгие дороги вредят его душевному покою, вернулся в карету, чтоб, наконец, завершить начатое.
Наступило 11 часов, когда карета, груженая тяжелым чемоданом и неприветливым путником, остановилась возле единственной в Гнивани церкви. Генрих, не будучи знатоком архитектуры или любителем православного зодчества, все же по достоинству оценил белоснежные стены куба храма и теплый желтый блеск его златой главы. Ступив на паперть, молодой человек увидел бедняка, просившего милостыню. Не желая слушать его речей, юноша старался скорее проскользнуть мимо нищего, не преминув подбросить в копилку последнего пару монет и скрывшись за дверьми храма до того, как несчастный примется рассыпаться в благодарностях.
« Службы нет» – тут же послышался из глубин прихода чей-то голос, подбрасывающий в воздух легкое эхо.
– Простите….эм, здравствуйте! Я не за тем, в общем-то, – наклоняясь вглубь незнакомого помещения, произнес студент.
Наконец ему навстречу вышел молодой священник с темной бородой, окантовывающей вытянутое лицо.
– Здравствуйте-здравствуйте. И за чем же вы тогда? – спросил поп, осматривая неизвестного.
– Я ищу Михаила Федоровича Митюкова, я его студент. Нездешний: приехал из Киева.