Комендантский час

Последний раз он был на даче летом тридцать девятого. Ах какое это было лето! Рано утром они втроем: Коля, Володя и он, уезжали на велосипедах на Москву-реку, купались до одури, валялись на траве, курили. Курили вполне легально, и именно это было особенно приятным.

После обеда ходили на окраину поселка, на дачу инженера Дурново, где была волейбольная площадка. Веселая это была дача. Сам инженер почти все время находился в отъезде — строил мосты. Его жена Александра Алексеевна хотя была дама в возрасте, но молодежь любила очень и сама играла в волейбол.

Вечером они сидели на скамейке у водокачки и пели о том, как юнга Биль дерется на ножах с боцманом Бобом и о «стране далекой юга, там, где не злится вьюга»…

А рядом со скамеечкой был забор, и за ним тоже тонко и волнующе пахли цветы, и за этим забором жила Инна.

Они вместе росли на даче, вместе катались на велосипедах и вместе играли в волейбол. И только в этом году он увидел ее словно впервые, будто не было до этого пяти долгих лет. Увидел, что у нее тонкая, легкая фигура, золотистые волосы, вздернутый нос и родинка над верхней губой.

При ней ему хотелось еще лучше играть в волейбол, еще быстрее гонять на велосипеде. Хотелось выдумывать необычайные истории или спасти ее от хулиганов. Почему-то, играя в волейбол (если они попадали в разные команды), он старался «погасить» мяч именно на нее, обогнать рискованно, прижав к забору, на велосипеде, обрызгать водой на купанье. Да мало ли что тогда могло прийти в голову!

Однажды он заметил, что, приезжая из Москвы, на станции он всегда встречал ее. Как-то они пошли со станции совсем в другую сторону, мимо дач, мимо заборов, через шоссе, к лесу.

Они шли и молчали, только иногда касались друг друга горячими руками. Он задержал ее руку в своей, и она не отняла ее. Потом он целовал ее теплые шершавые губы, и она целовала его неумело, как целуются дети.

Она говорила все время: «Игорек… милый… Игорек». С того дня они каждый день встречались на той же полянке. Инна бежала к нему, и у него холодели руки от нежности.

В Москве они встречались реже, но все равно часто. Ходили в кино, на каток. И у них было свое парадное, в котором они целовались…

И сейчас, увидев цветы, уловив запах того далекого лета, Игорь вспомнил Инку и пожалел, что не позвонил ей. Он даже знал, как она ждет его звонка. Забирается с ногами на красный большой диван в своей комнате, читает и ждет. Ветер из окна шевелит ее волосы, она смешно дует на них, если они падают на лоб.

Но как он может позвонить, что сказать?.. Все ребята уходят на фронт, а он…

Игорь сидел на лавочке, слушал, как дребезжат стекла на улице, и думал об Инне. Постепенно наступила ночь. И она была особенно заметна, эта военная ночь, так как оконный свет не разгонял темноты.

Игорь закурил, на секунду ослепнув от вспышки спички. Лишь только глаза привыкли к темноте, он увидел перед собой старичка с противогазом через плечо.

— Сидите, значит? — вкрадчиво спросил он.

И от одного его голоса у Игоря стало муторно на душе. Он понял, что ему ни за что не отвязаться от этого почтенного ветерана домоуправления и что придется доставать и показывать удостоверение, чего совсем не хотелось.

— Сижу, папаша, — все же бодро ответил Игорь.

— Курите?

— Курю.

— Знаете, на каком расстоянии виден с воздуха огонь зажженной папиросы?

Игорь вспомнил плакаты, которыми было обвешано муровское бомбоубежище, твердо сказал:

— Знаю, — и тут же погасил окурок.

— А документы у вас есть, что вы родственник Флеровой?

«Все же настучала вредная бабка», — подумал Игорь и ответил:

— А зачем документы, папаша, я разве на нее не похож? Многие говорят, что очень.

— Мне ваше сходство устанавливать некогда…

— Папаша!..

Игорь не успел договорить. От калитки процокали каблуки. Подошла женщина. Муравьев не мог хорошо разглядеть ее в темноте. Он только видел, что она по-мальчишески стройна и высока.

— К вам родственник, гражданка Флерова, — проскрипел ехидный дежурный.

— Ко мне? — Голос был низкий, чуть с хрипотцой.

«Курит, наверное», — подумал Игорь.

— Я к вам, Марина Алексеевна. — Муравьев встал. — Может быть, в дом пригласите?

Женщина открыла дверь и остановилась на пороге, приглашая:

— Прошу, родственник.

Осторожно пройдя темную переднюю, Игорь вошел в комнату. Он слышал, как хозяйка опускала шторы на окнах, потом щелкнула выключателем. В углу засветилась причудливая лампа: бронзовая женщина держала за стебель цветок лотоса. Зеленый мертвенный свет заполнил комнату, увешанную картинами.

— Ну, я вас слушаю, родственник, — Флерова взяла тонкую папиросу.

«Латышская», — отметил Игорь.

— Так что же?

— Я уполномоченный Московского уголовного розыска, — прибавив себе одно звание, сказал Игорь, доставая удостоверение.

— Так, — сказала Флерова, — любопытно.

И по тому, как у нее дрогнуло что-то в глубине глаз, как нервно пальцы начали перебирать спички в коробке, Игорь понял, что она чего-то боится. И тут само сердце подсказало ему нужное, вернее, единственное решение. Возможно, что именно в этот момент в нем родился следователь.

— Ваш друг убит.

— Зяма? — почти крикнула Флерова.