Комендантский час

На него обрушился вал воды, грохочущий и упругий. Игорь хотел закричать и проснулся. Мимо окон шел трамвай. Муравьев взглянул на часы. Десять. Значит, спал он четыре часа. Ничего себе, старший засады. Он хотел встать и тут услышал голоса.

— Откуда я знаю… Ты приходишь и уходишь… Я не спрашиваю тебя, с кем ты проводишь ночи…

«Марина», — понял Игорь.

— Это что, ревность? Или плохо срепетированная роль? Я что-то не узнаю тебя.

Муравьев встал и чуть не закричал от боли. В затекшие ноги врезались сотни иголок.

«Господи, мне только этого не хватало!»

Пересиливая боль, он все же поднялся и сделал первый шаг. А за дверью продолжали спорить.

— Конечно, ты не узнаешь меня. Где я, как я, что я — тебе наплевать. Ты спросил, есть ли у меня деньги?

— Вот ты о чем. Деньги… А как же чистота и святость чувства, которую ты так любила?

— Чистота? О какой чистоте ты можешь говорить? Ты ее убил, так же как Зяму…

— Стоп! Откуда ты знаешь, что он убит? Ты же не выходила из дому.

— Я…

— Да, ты. Может быть, ты все же выходила? Молчишь? Откуда ты знаешь о его смерти? Говори!

— Она ссучилась, Резаный, ссучилась она, факт, — сказал за дверью еще кто-то.

«Их двое, всего двое».

Игорь почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Так всегда бывало в детстве перед началом драки. Он потянул из кармана наган, взвел курок.

А за дверью все тот же голос, хриплый и низкий, продолжал убеждать Резаного:

— Она снюхалась с чекистами. Эта падаль заложит нас. Ну, чего ждать!

— Так, — сказал Резаный. Голос его стал ломким и угрожающим. — Так. Значит, вы, мадам, стали просто сексотом, или как это называется у вас в МУРе…

— Вадим… Ты меня не понял. Я звонила туда по телефону. Я выходила в автомат.

— Одна ложь порождает другую. Ты не могла туда звонить, мы обрезали телефонный шнур. Откуда ты знаешь?

Зазвенела пощечина.

Нужно только толкнуть ногой дверь. Это совсем нетрудно. Просто взять и толкнуть. Потом войти и приказать им поднять руки. Но им овладела предательская слабость. Дверь разделяла жизнь надвое. Одна половина ее привычная, в ней живет он, Инна, мама, сестра. Живут его друзья и мечты. Другая — страшная, там убивали, били женщин… Он войдет, выстрел…

— Подожди! — высоко закричал женский голос.

Игорь толкнул ногой дверь и шагнул в комнату:

— Руки! Ну! Пристрелю, если двинетесь.

Широков стоял ближе к двери, второй, его Муравьев видел краем глаза, плотный и приземистый, медленно пятился к буфету.

— Дом окружен. Сопротивление бесполезно.

И тут Игорь допустил ошибку. Все свое внимание он сконцентрировал на Резаном, забыв о втором, глядевшем на него с тяжелой ненавистью. Всего на две секунды он потерял его из поля зрения. Тяжелая ваза, словно снаряд, перелетела комнату и ударила его в грудь. Игорь шагнул назад и упал, споткнувшись о стул.

Он услышал крик «Беги!» и, падая, дважды выстрелил во второго, плотного.

Резаный бросился к двери.

Марина увидела, как упал Муравьев, как медленно сползал по стене бандит, кровь пузырилась у него на губах, и похож он стал на тряпичную куклу. Она видела Вадима, бегущего к двери, рвущего из кармана пистолет. Вот он обернулся и поднял его.

«Все», — понял Игорь. Черная дыра ствола показалась ему огромной и устрашающе глубокой.

Марина увидела лежащего уполномоченного. Вадима, целящегося в него из пистолета. И вдруг она вспомнила, как принесла кофе и увидела этого совсем еще мальчика, крепкого и красивого, спящим. Он спал, словно ребенок, положив голову на валик кресла, и щеки у него были розовые, словно у ребенка, только над губой чернел пушок.

«Он еще, наверное, не бреется», — подумала она тогда. Воспоминание обожгло и погасло. Длилось всего долю секунды. Марина сделала шаг вперед. Ее ударило дважды. Боли она не почувствовала, но сила удара отбросила ее и швырнула на пол.

Муравьев видел, как Марина начала медленно опускаться на пол. Широкова уже не было. Он вскочил и бросился к дверям. В прихожей хлопнула дверь, гулко грохнул выстрел, потом что-то упало грузно и шумно. «Неужели убили?»

Он выскочил в узенький темный коридор и споткнулся о труп участкового.

«Зачем же он сюда пришел? Зачем? Он же должен был ждать, когда Резаный выйдет».

И тут он понял, что Широков ушел. Ушел именно в ту щель, которую открыл ему участковый.

Данилов

— Ну, Муравьев, натворил ты дел, — начальник МУРа наклонился над убитым. — Обе в область сердца. Неужели так стреляешь, или случайно?

— Случайно, товарищ начальник.

— За скромность хвалю. Но натворил ты дел. Весь город поднял. Крик, свистки, стрельба. Нападение греков на водокачку, а не засада. Засада — это когда сидят тихо и берут тихо.

Данилов, сидя у стола, внимательно и цепко оглядывал комнату. Он почти не слышал начальника МУРа. Только что два санитара увезли в больницу раненую Флерову.

— Как? — спросил Иван Александрович у врача «скорой помощи».

— А как? — Врач был невыспавшийся, с красными, словно налитыми кровью, глазами. — Вскрытие покажет.

— Мрачно шутите.

— Звоните… Только надежды мало.