Комендантский час

А дорога, стелясь под колеса эмки, открывала пассажирам все новые и новые картины. Много они увидели за несколько часов пути: сожженные, но уже строящиеся деревни, почти разрушенные маленькие городки. Но не только это видели они. У военной дороги был свой особый быт, своя жизнь, отличная от других.

Навстречу им шли машины с ранеными, тягачи тащили искалеченную технику, сновали мотоциклисты и штабные бронетранспортеры. Они обгоняли колонны бойцов, далеко растянувшиеся вдоль обочин. Больше часа простояли у железнодорожного переезда, пропуская составы с закрытой брезентом техникой. Чем дальше они удалялись от Москвы, тем чаще их останавливали военные патрули. Дорогу охраняли. И не только ее, почти через каждый километр в лесу были до времени спрятаны зенитные пулеметы и пушки. Небо тоже охраняли. Дорога, словно артерия, связывала фронт с Москвой. И она была нужна фронту.

Когда проехали километров сорок от Москвы, по просьбе Полесова свернули на проселок и сделали короткую остановку. Все вышли из машины, разминая затекшие ноги, разбрелись по сторонам.

– Иван Александрович! – позвал откуда-то из чащи Белов. – Идите сюда, я криничку нашел.

Данилов пошел на голос и через несколько шагов увидел, что прямо из земли начинается маленький ручеек, вода его, наполняя деревянную бочку, переливалась из нее в маленький пруд.

– Вода чистая, – поднял мокрое лицо Сергей, – и холодная: зубы ломит.

Иван Александрович подошел к криничке, снял гимнастерку и с удовольствием опустил руки в ледяную воду. Набрал пригоршню и с наслаждением опустил в ладони разгоряченное лицо. Вместе с водой в Данилова входила свежесть и запах травы, цветов. Он лег на траву и, прищурив глаза, смотрел в голубое небо с ватными облаками; эти облака не спеша плыли куда-то в безбрежную даль, а на смену им приходили все новые. Такие облака он видел только в детстве, когда приезжал на каникулы к отцу в лесничество.

Вспомнил он это, лежа на земле в нескольких десятках метров от фронтовой дороги. Вспомнил и пожалел, что так рано кончилось детство. И грустно ему стало, и ощущение это, внезапное и острое, почему-то затуманило глаза, и сладкой тоской сжало сердце.

– Какое сегодня число? – спросил он Белова.

– 8 августа.

«Так, – подумал Данилов, – все правильно. Сегодня мне сорок два исполнилось. Из них двадцать четыре года в органах. Такие-то дела, брат».

Он поднялся, натянул гимнастерку, поправил ремень и зашагал к машине. Раздвигая руками кусты, вышел к дороге и с недоумением остановился. На земле, рядом с машиной, была постелена клеенка, обыкновенная, в цветочек, которой обычно покрывают столы на кухне. На ней, на листах бумаги, лежала крупно нарезанная копченая колбаса, почищенная и посыпанная луком селедка, стояли открытые банки консервов. В котелке виднелась картошка.

– Это что же такое? – удивился Данилов. – По какому случаю банкет?

Ребята молчали, только Быков, как всегда мрачно, сказал:

– Случай имеет место быть, товарищ начальник, замечательный, прямо скажем, случай.

Он залез в машину и вынул оттуда две бутылки коньяку. Данилов все понял. Ребята специально съехали с шоссе, чтобы устроить этот импровизированный обед в честь его дня рождения. И ему стало легко и хорошо. Он хотел сказать что-нибудь строгое, чтобы скрыть смущение, но так ничего и не сказал, просто махнул рукой и опустился на землю.

Все расселись, разлили коньяк.

– Иван Александрович, – Игорь поднял кружку, – дорогой наш Иван Александрович, мы хотим за вас выпить.

– Счастья вам, – прогудел Быков.

– Долгих лет, – добавил Степан.

Только один Сергей молчал, глядя на начальника влюбленными глазами.

Через несколько минут стало весело и шумно. Данилов обвел лица ребят чуть увлажненными глазами.

– Вы закусывайте, – улыбался он, – на масло жмите, а то скажут потом, что я в командировке пьянку организовал.

– Эх вы, – почти крикнул Белов, – а подарок-то!

– Точно, – хлопнул себя по лбу Муравьев, – забыли.

Он достал чемодан и вынул из него светлую кобуру:

– Вот, Иван Александрович, это от нас.

Данилов взял протянутую кобуру, расстегнул ее, вынул вороненый «вальтер».

– Заряжен, – предупредил Белов, – бьет исключительно. Сам пристреливал.

На рукоятке пистолета была прикреплена пластинка с надписью: «И.А. Данилову от товарищей по МУРу. 2.08.1942 г.». Данилов расстегнул ремень, снял старую, видавшую виды кобуру, в которой лежал наган. Ему жалко было расставаться с привычным оружием. Как-никак, а этот наган служил ему почти десять лет. Но он все же надел новую кобуру, понимая, что этим доставляет удовольствие своим ребятам.