Комбриг

Под вагоном зашебуршало, и на свет божий появилась перемазанная угольной пылью мордаха пацана лет двенадцати. Он недоверчиво окинул меня взглядом, но, заметив продукты в руках, прищурил глаз:

– Чегой-то это ты, дядька, нас словно голубей подманиваешь? Али еды у тя завались? Али жалостливый такой?

Я мотнул головой:

– Нет. Дело есть. А это… – качнув в руке булкой, продолжил: – Задаток.

Мальчишка появился весь и, унюхав запах сала, гулко глотнув, деловито спросил:

– Чё надоть? Токмо сразу скажу, что у нас содомитов нема. Но ежели на стреме постоять надоть, то мы завсегда…

Пришлось успокоить:

– «Бугры»[1] не интересуют. А надо, чтобы вы, когда поезд на вокзал приедет, посмотрели, кто в наш вагон зайти захочет. Ну и нам рассказали.

Мурзилка тряхнул головой:

– Не понял. А сами-то чё? Глаза закроете, шоб их не видать?

– Нет. Мы раньше выйдем. Ну а вы глянете, кто на вокзале в теплушку ломиться станет. И если получится проследить, куда они потом пойдут, то помимо жратвы, еще и деньгами накину.

– Скока?

– Десять рублей дам.

Беспризорник шмыгнул, вытерев нос рукавом, и, показав в улыбке контрастно-белые на черной физиономии зубы, ответил:

– Вот теперича понял. А ежели не получится проследить?

Я пожал плечами:

– Тогда только два фунта белого хлеба и фунт сала. Мы вас ждать на площади будем. С той стороны, где башня с часами. Знаешь, где это?

Собеседник утвердительно кивнул:

– Знаю. Ну ладноть. Заметано! Токмо ситный с салом вперед!

Сунул ему задаток, но мелкий прохиндей попробовал возмутиться:

– Э-э! Всё договоренное давай! А вот десять рублёв потома.

Я ехидно ухмыльнулся:

– Лохов на рынке поищи. Сладишь дело, тогда и рассчитаемся.

Ничуть не расстроившийся пацан хмыкнул:

– Ну и ладноть… Долго вас ждать-то?

В этот момент паровоз свистнул, и я торопливо ответил:

– Давай грузись обратно. – А когда мелкий нырнул на свое место, добавил: – Ждать недолго. Всяко-разно не больше часа.

После чего, дождавшись, когда мимо начнет проплывать наша теплушка, заскочил внутрь.

Там мужики ждали окончания беседы. Коротко пересказав им содержание переговоров с деструктивным элементом, опять присел на нары и задумался. Ну да – сглупил я. Сглупил! В тот момент, когда думал: «Десять автоматических стволов! Всех запугаем», башка соображала не в ту сторону. Запугать автоматом, конечно, можно. Но лишь того, кто знает, что это такое. А кто не знает? Тут ведь людям лишь про пулеметы известно. Да и не в этом дело…

Ведь как себе представлял – противникам известно, что мы едем вдвоем. То есть для возможного ареста выделят четыре-пять человек, не больше. Представлялась картина – вот они к нам подходят, такие уверенные в себе, и предлагают сдать оружие. Но их, в свою очередь, окружают десять неулыбчивых рыл. После чего врагов нежно берем за кадык и предлагаем препроводить к начальству. И уже там всех лихо ставим раком. Может даже со стрельбой в том здании, где у них гнездо (тем более что особо жалеть мудаков из военной оппозиции я не собирался).

Но что же получается в натуре? Посмотрев, как всё происходит на крупных станциях, и пообщавшись с проводниками, я сильно приуныл. В той же Москве, при прибытии поезда, на перрон выходит человек двадцать бойцов из комендантской роты, которые стоят в оцеплении и помогают при проверке документов пассажиров, заодно отслеживая разных подозрительных типов. Вот и что у нас получается? Те, кто нас попросит сдать оружие, наверняка знакомы солдатам из оцепления. Хотя бы потому, что они заранее их предупредят о своих действиях и покажут мандат. И как тут сопротивляться? Нас ведь никто не знает. А документам, вполне возможно, далеко не сразу поверят. Поэтому бойцы бросятся помогать вязать приезжих бузотеров без всяких раздумий. Но уж если стрелять начнем, то там полвокзала трупов сложится, и Чур из ангела моментально превратится в распоследнего черта.

Исходя из этого, было принято решение ссаживаться с поезда не на вокзале, а на подъездах к нему. Ну и как вариант мелкой пакости – решили все запереть. В теплушке есть две двери и два окна. Вернее, два небольших оконных проема без стекол, но с деревянной ставней, запираемой на щеколду. Двери тоже могли закрываться на накидные крючки. Солидные такие – с палец толщиной. Поэтому фиг дверь откатишь, пока они закрыты. То есть, пока вагон будут пытаться вскрыть (а это время), мы рассчитываем успеть прибыть на привокзальную площадь, где беспризорники нам укажут, кто конкретно пытался проникнуть внутрь.

В общем, обсудив вчерне план, стали готовиться. А когда уже перед самым въездом в город остановились на очередном семафоре, то неспешно десантировались, переместившись на тормозную площадку. Правда, там оказалось настолько тесно, что, когда я влез на ступеньку с левой стороны, справа на насыпь чуть не выпал Федосов. Да и с дверью пришлось маленько потрепыхаться, соображая, как же сделать так, чтобы приподнятый крючок в момент закрытия упал в проушину. Но подперли его щепочкой, и все получилось. Ну а потом, стоя на площадке, поехали дальше.