Будучи одним из многочисленных, внебрачных отпрысков известного своей чрезмерной жестокостью темника, Мерзы лишь однажды видел своего знаменитого отца. Хоть таких как он, непризнанных сыновей у командира тумена, был не один воз и маленькая тележка, ему всё же повезло со своей настырной матерью, и отец несколько раз за ночь приласкав, а напоследок и поколотив всё ещё достаточно привлекательную женщину, умолявшую признать своего сына, всё же снизошёл до черни и выделил отпрыску десяток никому не нужных, неопытных воинов, а заодно и замолвил перед Ахметом слово, что бы тот принял под своё крыло данного юношу. В качестве благодарности, пообещав в присланном вместе с десятком, письме, совместный боевой поход и справедливое разделение добычи. Заодно увеличив и так порядком разросшуюся сотню, ещё на десяток, не ахти каких воинов. Ахмет, ясное дело, отказать просьбе темника не смог. И с большим трудом усмирив новоприбывших юнцов, послал их куда подальше в лес, искать хорошо спрятанные здесь, крупные поселения язычников, беглых холопов и крестьян. Но не смотря на все их усилия, неопытные воины на этих страшных топях и болотах, кроме скользких лягушек и водяных крыс, так ничего и не нашли. Что впрочем, сотника, не сильно-то и смутило. Главное, что бы под ногами не путались. А нянчится с очередными обалдуями, ему не очень-то и хотелось. Хватит с него и братьев-сорванцов нового наместника этого улуса…
Можно долго гадать, что творилось в затуманенной потницей голове юного десятника, но находясь в первых рядах вернувшейся в лагерь сотни, Мерзы воочию наблюдал как этот мелкий сопляк, с одним лишь небольшим ножиком дрался с огромным, разъярённым зверем. Детский лук с такими же игрушечными стрелами, в расчёт можно было не брать. Он внимательно следил с какой невероятной скоростью уходил от мощных, когтистых лап грозного зверя, этот ловкий карапуз. И очарованный его дивным танцем, даже хотел помочь смелому мальцу… Но он хоть и старался во всём наследовать своего грозного папашу, и любил поиздеваться над своими же подчинёнными, отвешивая увесистые плюхи и сильные удары в живот, но рисковать своим животом в честном поединке на ножах, да ещё и с этим, невероятно ловким и быстрым пацанёнком, юному десятнику совсем не хотелось… А то что он будет, именно на ножах, Мерзы ни капли не сомневался. На мечах биться, Сармат ему уж точно не позволит. Не говоря уже, о драке на кулаках, где он просто размажет мальца по траве…
***
Не успел я поднять руку с полным колчаном стрел, чтобы хоть как-то защитится от летящей в меня смерти, как меня тут же сшибло с ног. А застрявшая в колчане стрела, проломив десяток древок, вылезла своим широким, тяжёлым наконечником с другой стороны деревянной сумы, расцарапав при этом детское плечо. Застонав от боли, я мгновенно вскочил и резким, отработанным до автоматизма движением, выхватил три целые стрелы, и тут же выстрелил в очередную, летящую в меня огромную болванку…
Мерзы, увидав что его срезень, отбитый непонятно куда улетевшей, мелкой стрелой, ушёл в землю, тут же подбежал к лошади и взяв очередную, тяжёлую стрелу, на глазах ошарашенных, пьяных товарищей снова натянул тетиву, целясь в уже выстрелившего в него пацанёнка. Но не успел он отвести руку назад, как лук десятника вместе с громко лопнувшей от точно выпущенной быстрой стрелы, бечевой, тут же выгнулся в обратную сторону. А от неожиданного удара по пальцам, и вовсе выпрыгнул из лап удивлённого, молодого человека. Но его удивление длилось не долго. Выхватив свой кривой меч, он со страшным криком побежал на устало вылупившегося на него пацана…
Убивать очередного сопляка, да ещё и сынка командира десятитысячного войска, в мои планы детские планы, уж точно не входило. Хватило с меня крови и в прошлой жизни. Но и смотреть как меня срубают словно сорняк, я тоже не стал. И практически не целясь, пришпилил всё ещё бегущего на меня верзилу к грешной земле, выпустив стрелу по длинным носкам на сапогах Мерзы. Юноша тут же шлёпнулся мордой в траву, выронив при этом и свой кривой меч. Откинув лук, я с максимально возможным в моём состоянии ускорением, вскочил на этого, достаточно упитанного юнца, и приставив нож к горлу, прорычал:
— Сдавайся, пр-ридурок… — в максимально грубой форме, приказал я скаля зубы. И хотевший уже было подняться Мерзы, ощутив на своей шеи леденящую кровь, холодную сталь, снова распластался на влажной траве.
Ошарашенный Сармат, всё ещё зачем-то целившейся в Мерзы, медленно отпустив тетиву, подошёл ко мне и присев на корточки, спросил:
— Слушай, братишка… А тебе, сколько лет-то?
— Какая разница? — искренне не понял я.
— Просто хочу знать, когда для такого багатура, калым для выкупа невесты готовить! — искренне улыбнулся он. Всё воинство тут же засмеялось.
— Ну, а что ты с десятником делать собираешься? — задал ещё один вопрос, уже перестав улыбаться, Сармат.
— А что, есть варианты? — не понял я.
— Ну, пока он жив, то есть… Ахмет! — вдруг встал Сармат. — А как ты смотришь на то, что бы мой братец вместо жизни десятника, его арабан себе забрал?