Командующий фронтом

Безуглов, неотрывно следя за Лазо, увидел наконец поднятую руку командующего. В ту же минуту он ударил коня шпорами и рванулся к полотну железной дороги, а за ним вся сотня. Издали казалось, что мчится табун, — казаки прижались к конским гривам, словно срослись с ними. Они мчались не как обычно в бою, с гиком и свистом, а тихо, думая про Агеева, выполнявшего приказ командующего ради того, чтобы им, казакам, было легко ворваться на станцию.

На Мациевской раздался взрыв такой силы, что казалось, сказочный великан, засыпанный землей, поднялся и сбросил с себя сопки, давившие его веками. За первым ударом последовал второй, третий… Дрожала, стонала земля от разрывов снарядов, над станцией поднялся черный столб дыма, и в небо взвился пламенный столб.

— Коня! — крикнул Лазо и бросился с сопки.

Командующий мчался во весь опор. Теперь он думал и об Агееве и о захвате Мациевской. Придержав коня, он оглянулся и крикнул одному из адъютантов:

— Скорей к Метелице! Пусть обходит Мациевскую и врежется семеновцам в тыл! — И поскакал вперед с неудержимой силой.

Вот и место, где паровоз с платформой врезались в неприятельский бронепоезд. Вдоль полотна валяются обломки, бронепоезд безжизненным чудовищем лежит под откосом.

Навстречу скакал Безуглов. Подняв коня на дыбы перед Лазо, он выпалил одним духом:

— Шесть офицеров убито… Один японец… Четверых взяли в плен…

— Агеев жив? — нетерпеливо перебил командующий.

— Жив!

— Молодец! — обрадовался Лазо. — А ты, Степан, собирай сотню, обойди станцию справа и дай семеновцам жару! Только не открывай огня по Метелице, он слева обходит.

На траве под откосом сидел запыленный машинист. Лазо узнал Агеева издали. Остановив коня, он ловко спрыгнул на землю.

— Степан Степанович!

Агеев услышал голос командующего и с трудом поднялся на ноги.

— Здоров?

— Здоров!

— Проси чего хочешь.

— Ничего мне не надо. — И, подумав, добавил: — Есть у меня дружок, машинист Павел Максимович Шаборин, старательный человек, как и я, учился у Парамона Парамоновича. Отец Шаборина старик, тоже железнодорожник, работал на станции Маньчжурия. Дошел до Павла Максимовича слушок, что семеновцы избили его отца до полусмерти. Вот я и прошу, товарищ главком, не за себя, а за друга: найдите старика Шаборина и спасите его.

— Сделаю! Еще что?

— А больше ничего.

Обняв Агеева, Лазо крепко поцеловал его.

3

Над забайкальскими сопками взошел тонкий серп луны. В черном небе душной ночи перемигивались звезды.

На станции Мациевская — хаос. Кругом лежат обломки вагонов, снарядные гильзы, винтовки без затворов. Только один путь расчищен, и по этому пути недавно прошел штабной вагон командующего.

В вагоне собрались командиры частей. Они слушали Лазо, голос у него сегодня утомленный, осипший:

— Осталась последняя крепость врага — Тавын-Тологой[8]. Дальше маньчжурская граница. Ни один наш снаряд не должен лечь на чужую землю, иначе правитель Маньчжурии Чжан Цзолин откроет против нас военные действия. А взять Пятиглавую сопку безоговорочно нужно… У кого есть план?

— В лоб ударить, — предложил Прокопий Атавин.

— Расшибешь рога, как баран о ворота, — заметил командир газимурцев Василий Кожевников.

— Что ты мудришь, Сергей Георгиевич? — не выдержал Павел Журавлев. — Небось давно у тебя выработан план, ты его положь на стол. На то ты и командующий фронтом.

Командир Забайкальского полка так просто и бесхитростно сказал, что Лазо невольно улыбнулся.

— Прав Журавлев, — сознался он, — хитрить нечего. Я думал над этой операцией. А может, кто еще думал. Вот давайте вместе обсуждать. Фронтальным ударом нам Тавын-Тологого не взять. Семеновцы, по сведениям разведки, отрыли вокруг Пятиглавой окопы с ходами сообщения, прикрыли их колючей проволокой в три ряда и стянули все свои орудия. Надо послать через монгольские степи в тыл сильный отряд, вооруженный пиками и гранатами.

— Не дойдут, — усомнился Журавлев и покачал головой.

— Не дойдут, говоришь? — спросил Лазо и задумался. — Путь действительно трудный, безводный.

— Вот то-то и оно. Пропадут без воды и люди и кони.

— Трудности большие, но их можно преодолеть. Во-первых, надо беречь коней, а как беречь — Безуглов научит. Во-вторых, выступить надо на рассвете, чтобы пройти до жары как можно дальше. Опять же кочевники встретятся в пути, а они Семенову пока верно служат и тотчас ему донесут. Поэтому надо снять с себя красные звезды. Как видите, товарищи, трудностей много, но ведь форсировали же мы ночью бурный Онон, так здесь, что ли, не одолеем зной и пустыню?

— Много людей пойдет? — поинтересовался Метелица.

— Думаю, что две сотни: Кларка и Безуглова.

— А мы?

Лазо развернул расчерченную карту и показал движение всей армии.

— Главные силы пойдут со мной вдоль железной дороги. Журавлев атакует сопку слева, Бутин, Седякин и Кожевников поддерживают Журавлева и охраняют его левый фланг. Справа от меня — аргунцы. О дне штурма Пятиглавой я извещу вас, но никто не должен знать этой даты, все держите в глубокой тайне. А сейчас, друзья мои, и я устал и вы устали. Давайте отдыхать!