«Преследование противника продолжается. Революционные войска заняли ст. Бырку, в 33 верстах от Оловянной. По сведениям разведчиков, противник грузит в вагоны артиллерию, кавалерию и пехоту, отправляет их в Маньчжурию. Казаки семеновских отрядов, как передают перебежчики, хотят срезать погоны с офицеров и передать их революционным войскам. В рядах банды Семенова раскол…»
Только он закончил диктовать, как ему доложили, что из Читы спешно прибыл Рябов.
— Здравствуй! — ласково встретил его командующий и пожал руку. — Садись, рассказывай, зачем пожаловал.
— Что же мне рассказывать? — развел руками Рябов. — Вы главком, бьете семеновцев в хвост и в гриву, вам и карты в руки.
— Ты в карман за словом никогда не полезешь. Помню, как в Иркутске ты солдат пропагандировал и такую речь загнул, что они ахнули.
— Тоже мне работа… Вот вы, товарищ главком, расскажите, как Онон форсировали ночью.
— Бойцы переходили, они тебе и расскажут. Что в Чите? Кого видел?
— Степана Безуглова.
— Как он?
— Поправляется, про вас расспрашивал.
— Ты ему гостинцев принес бы.
— Не забываю, товарищ главком.
— Молодец! А про детей Кларка помнишь?
— Не обижаются. Как будете в Чите — спросите!
— А кого еще видел?
— Мамаева. — Рябов встал и, бросив руки по швам, произнес: — Поздравляю, товарищ главком! На вас выписан партийный билет! И на товарища Кларка.
Лазо заволновался:
— Вот за эту новость большое спасибо! Ну, а когда ты думаешь вступить?
— И меня приняли, и Степана Безуглова.
— Поздравляю тебя, Рябов! И Степана от меня поздравь. Хороший сегодня денек!
Лазо, возбужденный рассказом Рябова, не заметил, как тот нагнулся и достал из-за голенища письмо.
— Это вам, товарищ главком.
— От кого?
— Совершенно секретно. Дал мне товарищ Матвеев и сказал: «Передай лично в руки Сергею Георгиевичу, скажи — от Яковлева».
Лазо быстро надорвал конверт и вынул листок бумаги. Прочитав про себя, он спрятал его в карман.
В ту же ночь по приказу командующего в Читу срочно снялись отряды из Омска, Иркутска, Канска, Красноярска и Барабинска.
На Сибирь двигался новый враг — мятежный чехословацкий корпус.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В Париже, на одной из улиц предместья Сент-Антуан, в малоприметном особняке, окрашенном в лимонную краску, проживал в годы первой мировой войны чешский националист профессор Масарик, основатель чехословацкого буржуазно-демократического «Национального совета».
Русские воины в боях империалистической войны на полях Галиции захватили в плен множество солдат и офицеров австро-венгерской армии, в том числе и чехословаков. Масарик, обратившись к царскому правительству с просьбой открыть отделения «Национального совета» в Петрограде, Москве и Киеве, беспрепятственно получил разрешение, — в русских лагерях пребывало свыше восьмидесяти тысяч чехословацких военнопленных. Офицерам позволили агитировать среди своих солдат, призывая к созданию независимой Чехословакии, и стали формировать дивизии.
В октябре 1917 года чехословаки, сведенные в мощный корпус, были размещены в окрестностях Киева и Полтавы.
С кем пойдет чехословацкий корпус? Этот вопрос тревожил многих и не менее других — самих чехословацких солдат. Но им не дали права решать их судьбу, за них решали их высокие хозяева. В Яссах на тайном совещании представителей Антанты совместно с румынскими и русскими белоэмигрантскими генералами было решено начать интервенцию, отрезать хлебородные местности и взять Советское государство измором. На чехословацкий корпус была возложена задача — захватить район Среднего Поволжья.
Чехословацкие агитаторы говорили солдатам: «Не переставайте ненавидеть Австро-Венгрию! Русские заключили в Бресте мир, вступив в союз с Австрией и Германией. Отныне и русские большевики — наши враги». Солдаты слепо верили, а тем, кто выражал недоверие, грозили поркой, шомполами и даже расстрелом.
Тем временем англо-французские дипломаты после длительных переговоров получили у советского правительства разрешение на эвакуацию корпуса через Владивосток во Францию. В марте восемнадцатого года Совнарком заключил с масариковским «Национальным советом» договор, по которому чехословакам предоставили право двинуться на Владивосток в качестве свободных частных граждан, а не войсковых частей. Оружие должно было быть сдано Пензенскому исполкому. Однако чехословацкие офицеры, выступавшие в корпусе в роли англо-французских эмиссаров, обманули представителей советской власти, не сдали оружия и растянули чехословацкие войска по всей Сибирской магистрали.