Командировка

— Гета с детьми на даче. Четвертый день. Представляешь, старина? Я свободный человек. Как вольный ветер. Ну, Витек, еще бы полчаса, и ты меня не застал. В гости еду. В одну замечательную компашку. Вместе поедем, Витька! Там какой–то поэт будет. В гости. В гости!.. Нет, ты сто раз прав, что не женился. Настоящий мужчина не имеет права жениться. Жениться — значит растоптать свою индивидуальность. Институт брака устарел тыщу лет назад, это паскудный атавизм. Возрази, а? Брак возник на заре цивилизации как способ защиты потомства. Иначе невозможно было сохранить детенышей. Человеческий детеныш слишком медленно развивается. Но это было давно. Теперь детям не грозит гибель, и брак превратился в способ уничтожения мужской индивидуальности. Это тяжеленная гиря на ногах прогресса. Возрази, а?

Я огорчился, увидев, что Миша находится в состоянии легкой житейской невменяемости. Я ведь ехал к нему за поддержкой.

— С Гетой повздорили?

— Мы с ней давно не вздорим, Витя, и ты это прекрасно знаешь. То–то и оно. Просто она уезжает на сколько хочет, и ни слуху ни духу.

— А ты, бедняжка, каждый день шлешь ей телеграммы.

Миша смотрел на меня с телячьей тоской. По его неряшливой щетине видно, что он не брился все эти четыре дня.

— Пива хочешь? У меня есть.

— Не хочу.

Я прошел к окну, сбросил весь мусор с подоконника на пол, распахнул рамы. Вместе с прогорклым, но несколько более прохладным, чем в помещении, воздухом в комнату ворвался предвечерний шум города, множество неопределенных, сосущих мозг звуков.

— Нельзя так опускаться, — упрекнул я. — Даже если тебя гложут кретинские подозрения.

— Подозрения не кретинские, — отозвался Михаил. — Самые обыкновенные. О времени и о себе. Такой у нас возраст, Витенька, хочется еще разик все хорошенько обмозговать.

— Гета тебя любит, успокойся! — Эти слова за годы нашей с ним дружбы я произносил несчетное количество раз. Они всегда действовали на Михаила благотворно, но сейчас прозвучали как–то фальшиво.

— Ты самый близкий мой друг, Витя, и тебе я могу сказать правду. Гета меня не любит и никогда не любила. Она меня жалеет. Впрочем, жалость ничем не хуже любви, и не в этом, собственно, дело. Дело в том — за что жалеют.

— И за что?

— Обычно — за слабость, за болезнь, за какое–то убожество, но меня она жалеет не за это. Она меня жалеет за безответственность.

— Ты бы побрился…

— Погоди, я объясню. Допустим, человек высказал какую–то оригинальную мысль, или нарисовал картину, или построил дом. Со всем этим он автоматически и непременно ощущает связь: чувствует, мысль — его, картина — его, дом — его. И соответственно радуется, гордится или огорчается, смотря по обстоятельствам. Безответственный человек, такой, как я, не ощущает никакой связи с тем, что он говорит или делает… Я осознаю это как врожденную неполноценность каких–то внутренних ресурсов… Однажды, только однажды, да и то в детстве, я смастерил деревянный кораблик, пустил его в ручей, а он поплыл и утонул. Как я плакал, Витя! Я почувствовал такую потерю, точно из меня самого что–то уплыло и утонуло. Полез в воду, ноги промочил… Я уверен, Виктор, чувство ответственности вытекает из чувства собственности… С возрастом я утратил и то и другое и совсем распустился. Скажи, как по–твоему, я честный человек?

— По–моему, нет.

— Ты все шутишь, а мне не до шуток. Я ведь понятия не имею, честен я или нет, труслив или смел, добр или скотина последняя. Ты скажешь, конечно, чепуха, сходи к психиатру. Это ты так скажешь, здравомыслящий, ответственный человек. Но я не болен и не спятил. И все–таки мне нельзя доверить не то что чью–то жизнь — пятак денег мне нельзя дать. Я загублю жизнь и истрачу пятак. А вины не почувствую, только недоумение.

— Иди побрейся! — сказал я.

— Тебе смешно?

— Что уж тут смешного.

Миша сгорбился и пошел в ванную. Вскоре оттуда донесся плеск воды и бравурное пение. Он пел: «Вперед заре навстречу, товарищи в борьбе!»

Мне не впервой было выслушивать подобные его излияния. Михаил отличался склонностью к мелодраматическому самобичеванию. Его психика была восприимчива, как фотопленка. Все же, думаю, он порядком помучил Гету, выливая на нее ушаты доморощенного психоанализа.

Вернулся из ванной свежевыбритый, пахнущий одеколоном, аккуратно причесанный. Виновато улыбающийся.

— Я не спросил, как ты съездил. Все благополучно?

— Да, прекрасно.

— Должен признать, старина, на меня отсутствие Геты действует самым пагубным образом. Я становлюсь брюзгой и деградирую не по дням, а по часам. Ладно, катим в гости.

— В какие гости?

Не хватало мне еще поехать в гости. Вот уж да.

Гости, театры, балы. Это то, что мне сейчас нужно больше всего. А Наталья мне не нужна. Слышишь, участковый доктор? Ты мною выдумана и мною уничтожена. Самостоятельно ты не существуешь.

— Я же тебе объяснял, Витек. Милая компанишка, с приглашением поэта. Мои приятели с работы. Чудесная семейная пара. Очень любят собирать гостей.

— Меня не звали.

— Брось, Виктор. Не нуди!

И мы поехали в гости.