Командировка

План таков. Благополучно миновав оба блокпоста, мы незаметно продвигаемся на восток — второстепенными шоссейками и проселками выходим на знакомый путь возвращения. То есть к Майкопу. Проверенной лесной дорогой обходим сложный город, поделенный разномастными общинами и группировками, минуем разрушенный Апшеронск. В Хадыженске могут возникнуть проблемы: наследили мы там изрядно. Что ж, будем искать варианты прорыва или обхода на месте. Можно обогнуть Хадыжи с севера по просеке, начинающейся от Спасова, это инспекторская дорога, тянущаяся вдоль линии ЛЭП, их тут полно. В каком-то укромном месте выходим на Р-254, а дальше все понятно — под горой мимо Туапсе и домой, в Дагомыс. План не назовешь цельным, прорех в нем много — не парит, будем штопать по ходу, что еще остается делать… Во всяком случае, это самый короткий и, что важно, уже разведанный путь к терминалу.

Симпатичная станица Саратовская расположена по обоим берегам реки Псекупс, левого притока Кубани, на террасах. Основная часть домов поселка расположилась амфитеатром на склоне небольшой возвышенности. С запада станицу закрывают леса, с востока открывается вид на равнину. Основная достопримечательность — все та же федеральная трасса «Дон», она кормит и поит.

— Чуть дальше проезжай, молодой, — то ли попросил, то ли приказал дед. — Да! У столба тормози! Что глаза выкатили? Вылазь, хлопцы, полюбуемся красотами местными, не все ж войной да грабежом заниматься!

Ему очень хотелось показать нам родные земли в другом свете, вытащить из прошлого нечто процветающее, ныне почти забытое. «Егерь» остановился на площадке у автодороги, на пересечении улиц Ленина и Пионерской.

— Самый знатный вид в округе, между прочим! Смотрите, молодые, наслаждайтесь! Вон северный склон Западного Кавказа. Там Шепси, Фишт-Оштен, Большой Тхач, видите?

Мы не видели, но вежливо кивали.

— Многие тут останавливаются, чтобы глаза и душа отдохнули. Не в выходные, конечно, тогда все сломя голову к морю прут, торопятся успеть. Ну не красиво ли? А какая тут раньше рыбалка была, скажу я вам! Спокойная, вдумчивая… С друзьями ездили. Неподалеку пруды зарыбленные, их мой старый знакомый держал. Сазан, карп, карась! Эх…

Я уже знаю, что старых знакомых у Чуприна очень много. И это хорошо: практически по любому вопросу о нынешней обстановке дед готов вывалить кучу актуальной информации.

Панорама поистине величественная. Залюбоваться можно.

Если бы не творящееся вокруг.

Пока я ехал к центру поселка, Григорий Петрович, как записной краевед, рассказывал о станице всякое интересное, начиная с дореволюционных времен.

— На Пионерскую сворачивай. Да, правильно. Кстати, эта самая Пионерская раньше называлась Мертвой улицей.

— Да ладно! — заржал Гоблин. — Зомби по ней ходили?

— Эт, смешливый ты человек! Какие такие зомби, молодой?! Покойников по ней носили из церкви на кладбище!

Интересно, как на этот счет юморили пионеры? Большинство улочек в станице были короткими и узкими. Как и везде на юге, стоит вам только съехать с проторенных туристических путей, как следы ухода за проезжей частью пропадают начисто, исчезают тротуары и дождевая канализация. Это только приезжим кажется, что на Кубани все игрушечно на загляденье. Изнанка есть.

— Во время оккупации в станице не немцы стояли, а словаки.

— Да иди ты! — теперь уже я возбудился. — Словаки? У нас есть такая Эльза Благова, она на Платформу из Словакии прибыла.

— Приметная дивчина? — тут же осведомился Чуприн.

— Куда уж приметней, два друга из-за нее чуть не переругались… Летчица она, Григорий Петрович. Главная у нас по летному делу, для ее хозяйства двигатели и тырим.

— Надо же, как оно бывает, — задумался наш проводник. — Связи межвременные! Аэроплан у нее какой?

— «Пайпер Каб».

— Хорошо, но несерьезно, — дед сразу поставил штамп.

— И судья у нас футбольный, сука, тоже словак, ага, — недобро нахмурился Гоблин. — Помнишь, Кастет, как он нам два мяча в матче с казачками не засчитал?

— Ну, здесь словаки не злобствовали, даже смягчили условия, можно сказать… Словакия ведь получила независимость из рук Гитлера, после захвата Чехии, вот и вынуждена была плясать под немецкую губную гармошку. До войны там имела вес компартия, людям внушили, что СССР — процветающая страна. А как словаки на фронт прибыли, так сразу в коммунизме глубоко разочаровались, понимаешь. Увидели местную бедность да убогость — Кубань же была одним из самых обиженных советской властью регионов! В общем, сложилось у них убеждение, что такой бедный и измученный народ нагибать негоже… И в Саратовской они старались народ не обижать, даже помогали как-то. На кухне каждое утро выдавали детям по куску белого хлеба с толстым слоем масла, на машинах катали. Словацкий врач в госпитале днем лечил своих, а ночью местных жителей и партизан. Правда, каждое утро они забивали то корову, то теленка, но в отличие от немчуры не забирали, а воровали, оккупанты все же! Немцы посмотрели на такое дело, поняли, что словаки воевать не хотят, а с местным населением вступают в нежелательные контакты, да и убрали их в тыл…