Командарм

– Ну и правильно! – подытожил Олег. – Для солдата его медаль «За отвагу» не дешевле наших с вами звезд Героев выходит. Наградами друг перед другом мериться – последнее дело. Хотя, надо сказать, награждают сейчас нормально, не жмут, но и с легкостью не раздают. Я как-то раз в компании оказался, все генералы и один старлей с двумя медалями «За отвагу». И один генерал рассуждать принялся, что у нас все ордена за геройство других получены, а у этого старлея – за личную храбрость. Другого, дескать, сорта награды. Мне бы промолчать, дураку, а я его спрашиваю – кем он войну начал. Оказалось, уже в 43-м и сразу командиром дивизии, а потом быстренько на корпус переместился. Он давай дальше про геройство рядового солдата рассуждать, казенными фразами политинформацию двигать. Сказанул и орлом таким смотрит, аплодисментов ждет. А я дальше придуриваюсь, мол, с какого звания личная храбрость заканчивается и остается только неизвестно что. И еще желательно разъяснить применительно к должностям. Этот герой щеки помидором надул, некоторые откровенно потешаются, а у меня лицо серьезное, как на заседании Ставки, и всем видом ответа жду. Словом, генерал молодой жажду от мудрости почтенного старца почерпнуть. Тот какое-то время соображал, потом стал орать, что я линию партии не поддерживаю и вообще. А я опять, какую линию, пожалуйста, поконкретнее. И заодно, какие у него в корпусе потери. Тут ему один генерал-полковник конкретно заткнуться велел, поскольку потери-то у него, при всей любви к младшим, очень даже немаленькие, можно даже сказать неприлично большие оказались. Кто-то ему, видимо, протекцию составил, так его за неумение даже не разжаловали, на фоне большой победы просто не заметили. Сидел бы, гад, тихо, так надо со своими рассуждениями вылезать. А несколько тысяч пацанов как корова языком слизнула.

Платонов вздохнул:

– Да, на этой войне много чего на свет божий повылазило. Не только геройство и доблесть высокая, но и трусость, некомпетентность, да и просто непорядочность. Я вот о чем подумал. Станут ведь потом про войну в учебниках истории писать, а что напишут? Какие слова для 41-го года найдут, да и для 42-го? А лет через пятьдесят, когда нас уже не станет, какими орлами вот такие генералы выглядеть будут? На его орденах ведь не написано, сколько людей он за них положил! Или причешут все до гладкости женского колена?

– Не должно такого быть! – убежденно сказал Зиновьев. – Тем, кто в начале войны погиб, мы до гробовой доски обязаны. Они пулю или осколок приняли вместо нас, потому мы и живы. А уж потомки пусть разбираются, кто прав был, а кто виноват.

«Эх, мужики! – подумал Северов. – Хорошо, что вы не знаете, как потомки разбираться могут! Посчастливилось мне год войны отыграть, теперь надо все сделать, чтобы страна не развалилась! Вот ведь задачка какая».

Воспоминания резко испортили настроение, поэтому Олегу потребовалось некоторое время, чтобы вернуться в рабочее состояние.

Бомбардировщики вернулись через полтора часа, в полете они сохраняли радиомолчание, поэтому докладывали командиры звеньев лично уже после посадки, которая прошла нормально, несмотря на отсутствие освещения полетной палубы. Едва заметные красные огоньки, обозначающие палубу, и все. Освещение, показывающее срез палубы, было включено только на время посадки самолетов.

Бомбардировщики выпустили ракеты с высоты пять тысяч метров за двадцать миль до цели. В эфире было чисто, атакованные корабли никаких сообщений не посылали. Сейчас к ним направлялась К-67, чтобы зафиксировать результаты атаки и, по возможности, выловить кого-нибудь из экипажей.

Лодка вернулась уже утром, когда мрачное небо над океаном давно стало серым. Удалось подцепить семь человек, в том числе двух офицеров, лейтенанта и капитана третьего ранга. Эсминцы оказались кораблями типа «Югумо» – «Судзунами», «Хаманами» и «Окинами». Допросить удалось только лейтенанта, капитан третьего ранга был плох, ранен и контужен, к тому же основательно промерз. Отряд вел поиск подводных лодок противника в заданном районе, потом поступил новый приказ, но его содержание лейтенант не знал, зафиксировал лишь смену курса своего корабля. Ничего понять и передать они не успели, в «Окинами» попала одна ракета, но очень удачно, прямо в торпедный аппарат. Взрыв четырех его торпед переломил небольшой эсминец пополам. В «Судзунами» попало две ракеты, с него и были все выловленные. В третий эсминец попало сразу три, а потом еще одна, его буквально разорвало на части.