Командарм

Два раза за вечер поступало предложение перейти на имена без отчеств, но Кравцов не соглашался. Ему некоторая дистанция, обозначенная поминанием отца, не мешала, а напротив помогала вести трудный разговор. Тем более под алкоголь. Вообще-то Кравцов любил выпить и умел это делать, однако никогда не путал божий дар с яичницей. Серьезные разговоры он предпочитал вести на трезвую голову, точно так же как никогда не пил во время боев. Командовать во хмелю – дурная идея. А ну как прикажешь чего сгоряча? Нет, не годится. Была б его воля, пьяных командиров расстреливал бы на месте. И этот разговор не стал бы вести «под коньячок». На самом деле вообще не начал бы, но выбора ему не оставили. Инициатором разговора был Котовский, и останавливать замнаркома, да еще такого, как Григорий Иванович, на полуслове, могло оказаться хуже, чем продолжать.

– Давай без обид и личностей! – предложил Котовский. – Просто посмотри на вещи объективно. Реввоенсовет – это же коллегия Наркомата по военным и морским делам. Не веришь, проверь в решениях СНК и ВЦИК. Там все так и записано. Коллегия Наркомата, потому и нарком естественным образом являлся председателем РВС. Так во всех наркоматах, ты же знаешь! Вот есть у нас Народный комиссариат финансов, а в нем коллегия, и председательствует в этой коллегии их нарком – Григорий Яковлевич Сокольников. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Макс. – Только тогда позволь и мне пример привести. Есть у нас Совет Народных Комиссаров, так?

– Так, – согласился Котовский, не сообразивший, видно, куда клонит Макс.

– Так, – Кравцов хотел было пыхнуть трубкой, но табак прогорел, и трубка погасла. – И, стало быть, товарищ Сталин должен председательствовать, по идее, во всех коллегиях, какие при СНК состоят. Но ведь не председательствует. Впрочем, я тебе, Григорий Иванович, и лучше пример дать могу. Формально ОГПУ – управление при СНК, а реально ты себе разграничения полномочий между Дзержинским и Белобородовым[56] хорошо представляешь? И что получается? У Феликса в ОГПУ своя коллегия, а у Белобородова в Наркомате – своя. У Михаила Васильевича коллегия наркомата уже больше года работает, и ничего – справляется. И у Льва Давыдовича в РВС теперь одиннадцать человек состоит – вполне себе коллегия. Разделились. Каждый теперь сам по себе живет. Не вижу причин, чтобы что-нибудь менять. От добра добра не ищут.

– Ну, это отговорки, положим, – Котовский разливать не забывал, но пить не спешил. Тоже, видно, чувствовал, как нарастает напряжение. – РККА не может себе позволить два органа управления.

– Три, – коротко поправил собеседника Кравцов и снова выбил трубку. Большая бронзовая пепельница на огромном дубовом столе замнаркома уже полнилась окурками и кучками прогоревшего в шлак табака. – Три, – повторил Макс. – Или даже четыре.

– Почему это три? Откуда? – Котовский или, в самом деле, не понял или придуривался.

– Есть еще Политуправление, а оно формально в подчинении ЦК партии, что, разумеется, непорядок. Должно быть в составе РВС. Ну, посуди сам, Григорий Иванович, не может же нарком командовать еще и Главным Политическим Управлением Красной армии? Это сейчас у нас нарком – член ЦК Фрунзе. А если завтра главкомом, а нарком и есть по новому статусу главком, назначат Вацетиса или Каменева? Как же они секретарем ЦК Бубновым будут руководить? Так что на данный момент, выходит, три центра управления, не считая секретаря ЦК по военным вопросам.

Говоря это, Макс набивал трубку, отметив краем сознания, что держится молодцом – даже пальцы не дрожат. Теперь же он замолчал, прикуривая от зажженной спички, и Котовский тут же перешел в контрнаступление.

– Дела политические – они и завсегда будут сами по себе. В Гражданскую комиссары командирам не подчинялись… – и осекся, сообразив, какую сморозил глупость.

– Так точно, – подтвердил Кравцов, пыхнув трубкой. – Командиры подчинялись комиссарам, а те в свою очередь Политуправлению, которое находилось в прямом подчинении РВС или напрямую Реввоенсовету армии или фронта. Ну, а те соответственно – РВСР.

– Ну, то дело прошлое! – Котовский жестко, впрочем, без хлопанья, положил пухлую ладонь на стол. – А нынче вопрос по-другому стоит. Михаил Васильевич тебе не чужой. В двадцать первом если бы не он да Иона, был бы ты сейчас, Макс Давыдович, в лучшем случае пенсионером. И никаких тебе Рашелей и округов. Окурок, – кивнул он на пепельницу.

– Оскорбляешь? – прямо спросил Кравцов.