Не лучше оказалась и вторая из старых папок. Выглядела она серьезно: желтого картона с напечатанным на обложке типографским способом клише под старым, 1918 года, гербом РСФСР.
«Интересно девки пляшут…» – подумал Кравцов, перелистывая не успевшие еще по-настоящему состариться документы. Их писали разные люди и с разными намерениями, но между строк, за колючкой рукописных букв и серыми развалинами казенных шрифтов чудился запах крови и блеск золота.
«Что же ты хочешь этим сказать, Семенов? О чем шепчешь?»
Но, разумеется, это были не единственные возникшие в голове бывшего командарма вопросы. Где Семенов достал все эти «ужасные сокровища»? Почему принес их Кравцову и почему именно их? Мало ли других интересных событий произошло в Гражданскую на Украине! Так почему именно дела об убийстве комполка Винницкого и об ограблении поезда с временным правительством Бессарабской ССР? А есть ли другие папки вообще? И если есть… Отдел Военного контроля расформирован решением Бюро ЦК РКП(б). Случилось это поздней осенью восемнадцатого, возможно даже зимой, в декабре. Подробнее Макс не помнил, но не в том суть. Декабрь восемнадцатого или январь девятнадцатого, какая, к черту, разница? Однако март двадцатого – это уже совсем другая история…
«Что же ты крутишь, Жорж? О чем молчишь?»
Третью папку Кравцов открывал в полном раздражении и едва ли не с досадой. Во рту стало горько, словно дыма паровозного наглотался. Начало подергиваться левое веко, чего с ним не случалось уже с весны. Но все же через силу, через «не хочу» развязал бязевые – «как от подштанников, право слово» – тесемки, раскрыл. Папка оказалась анонимной: без надписей, даже не пронумерована, а внутри лежала всего лишь рукопись. Пачка разномастных листов, исписанных ровным, но как бы бегущим, торопящимся куда-то почерком. Где-то карандаш, где-то перо. Помарки, исправления, пометки на полях. «
«Ну-ну!»
Рукопись предварялась чем-то вроде письма. Адресат указан не был, как не проставлена и дата. Черновик, одним словом.
«Черновик…»
«Что за бред?» – но вывод напрашивался сам собой, даже если бы автор письма все так и не прописал:
«…
О как! И тогда повеяло на Кравцова такой тоской, что запер он по-быстрому папочки со своим смертным приговором в несгораемый шкаф, привел в порядок ящики у стены, сунул бутылку со спиртом в карман шинели и пошел домой.