— О, да! Повод значимый! Сорок лет, знаете ли, с выпуска курса! Я ведь, некоторым образом, медик по основной специальности. Вот, собирались с ребятами. Пять лет не виделись!
— Ну так — понятное дело!
Тимофей Константинович покосился на меня, подозревая в ёрничестве, но я и впрямь считал, что встреча со старыми друзьями — повод уважительный. Пересекись я с кем из наших с Трансвааля — тоже, поди, выпил бы.
Дверь распахнулась, в купе заглянул проводник с маленькой раздаточной тележкой:
— Чаю заказывали-с?
— Да-да, прошу! — засуетился мой попутчик. — Илья, вы не против? Я взял на себя смелость заказать, что у них тут нашлось к завтраку.
Понятное дело в вагоне ничего кроме воды не кипятили, зато нашлись упакованные в яркую бумагу сладости фабрики Абрикосова: печенья, вафли, шоколадки и пастила разноцветными рулетиками. А на закуску мелкие леденцы-монпансье, которые маман, не умея выговорить, звала «лампасейки».
— Что ж мы сразу — и со сладкого?
— Так ведь нет больше ничего.
— А вот — колбаса, огурчики. Сейчас порежем. Хлеба только нет, не с вафлями же колбасу жевать.
— Есть полезные диетические булочки! — подал голос проводник. — Докторские, с отрубями-с.
— Давайте! — махнул рукой Тимофей Константинович. — Пойдёт!
В общем, позавтракали мы, слово за слово — рассказал я, куда еду.
— М-хм! Так вы — стипендиат, значит, будете? — несколько удивился попутчик.
— А что это?
— Приглашены на обучение не только бесплатно, но и с назначением денежного довольствия на весь период обучения.
— Ага. Ну, выходит, так.
— А как же семейство ваше? Супруга молодая с ребёночком? Не трудно им без вас будет?
— А как они без меня жили, пока я в Сирии был? Казачий уклад такой, женщины привычные. Да и мать с отцом мои её без подмоги не оставят. Сёстры, опять же. Да и наезжать я планирую, проведывать.
В общем, разговоры разговаривали, чаи гоняли. Приходил проводник, спрашивал: всем ли довольны? Сватал коньяк. Не найдя встречного согласия, предложил принести из своих запасов карты или шашки, чтобы время скоротать.
— А шахмат нет у вас? — поинтересовался я.
— А вы играете в шахматы? — тут же оживился мой попутчик.
— Дедушка показывал, — уклончиво ответил я.
— Есть и шахматы, — услужливо осклабился проводник. — Принести?
— Не стоит, любезный! — махнул Тимофей Константинович и принялся освобождать столик, сдвигая к окну остатки нашего пиршества. — У меня свои!
Я удивился — где свои у него? Или крохотный походный наборчик, навроде того, как у нашего есаула имелся, в карман положить? Оказалось, гораздо превосходнее. У Тимофея Константиновича имелась такая редкая и баснословно ценная штука как пространственный карман. И оттуда он извлёк доску совершенно дивной красоты. Между серебряными прожилками были вставлены полированные квадратики светлых и тёмных полей.
— Эту доску мне преподнесли мои друзья, — похвастался Тимофей Константинович. — На юбилей.
— Красиво сработано, — похвалил я. — Слоновая кость?
— Да, — закивал попутчик. — Белые клетки. И фигуры тоже, — с этими словами он как раз извлёк из пространственного кармана два бархатных мешочка с фигурами. А тёмные сможете угадать, что за материал?
Тёмные клетки и тёмные фигуры были выполнены из дерева — тёмного, красновато-коричневого, с фиолетовыми, а местами почти черными полосами.
— Редкое у нас дерево, — согласился я. — И название забавное, ежли я не ошибаюсь. Бубинга?
— Да вы знаток! — засмеялся Тимофей Константинович.
— В Трансваале, в приёмной Великого князя, стол из такого дерева стоял.
— Кто бы мог подумать! Так что же — блиц?
— Это что такое?
— Это когда на ход даётся не более пятнадцати секунд, — последним предметом, извлечённым из пространственного кармана были крохотные шахматные часы. — Я бы с удовольствием сыграл и обычную партию, но мне выходить через двадцать минут. Я, видите ли, в усадьбу еду, в пригороде.
— Что ж, можно и в блиц.
Распространяться о том, что дед Аркаша был в Чите председателем шахматного клуба ветеранов, и как я заразился от него шахматным азартом, когда на доске идёт неслышная битва, а вокруг несколько человек напряжённо наблюдают (и иногда даже подсказывают) я не стал. Однако Тимофея Константиныча два раза обыграл.
— Эх! — с досадой покрутил он головой, пряча шахматы обратно в пространственный карман. — Было бы времени побольше! Я, милейший, кажется, понял вашу стратегию… Ещё бы партейку…
В дверном проёме показался проводник:
— Сударь, подъезжаем! Остановка всего три минуты!
— Да иду, иду уже! — Тимофей Константинович бодро встал, оправил костюм. Пожал мне руку: — Ну, хорошо вам устроиться, Илья! Даст Бог, свидимся, я ещё возьму у вас реванш!
Эк зацепило-то его, подумал я, глядя в окно, как деловито мой попутчик шагает по маленькому перрону пригородного посёлка. Спросил пробегающего проводника:
— Любезный, Новосибирск скоро?
— Полчаса, не более.
Ага. Тогда идея спокойно попить чаю отметается, собираться уж пора.