Кольцо призрака

– Я ведь что хотел? Как лучше и побыстрее. Старался. По глупости. – Он хватил себя кулаком по лбу, и лоб отозвался медным звоном. – Мы с Лариской друзья. С тех пор еще. Но если ты о вещах, не беспокойся, ничего нет. Все новое. Тетка ее подчистую тогда еще все вывезла. Точно знаю. А Лариска полный ремонт отгрохала. Я же раньше тут бывал. Тогда, тогда… Нет, ты не помнишь, не знал. Неважно. Все проверил, ничего не осталось, клянусь, ни вещички. – Взгляд его клянчил, вымаливал прощение. – Только коробка с нитками. Так Лариска и та побрезговала, отдала этой карге богомольной с ее идиотиком. На память.

«Выкрутится, ведь выкрутится, сволочь такая, – отчаиваясь и чувствуя набегающие слезы, подумала Анна. – О чем он? Да все равно. Разве от Лаптя отделаешься?»

– Где она спала? – резко спросил Андрей.

– Не тут, не тут, ты что? – заметался Лапоть, кружа по комнате. – Вот где, вспомнил! – Он указал на сервант, раздавшийся вширь от обилия хрусталя. – Здесь у нее тахтушка стояла. Нету больше тахтушки, и ниток нет, ничего нет. Всем ее обеспечивал. Хотел подкормить. Я ей колбасу докторскую, сырки шоколадные. Чего ее икрой пугать? Ведь она и от севрюги шарахалась, дорого очень. А с Лариской мы…

– Хватит, надоел, – Андрей сел, потер виски.

– Так я и думал! – с облегчением взвизгнул Лапоть. Он сделал странное движение руками, будто сбрасывая с шеи что-то невидимое, давящее. – Я что, я ведь как тебе…

«Вывернулся», – с отчаянием подумала Анна.

Андрей встал, расслабленно потянулся, зевнул.

– Андрюша, ты останешься? – Анна торопливо запихнула в сумку чужие гладкие вещи. – Или как? Ну, как тебе удобнее, – Анна выговорила это, уже смиряясь. Неужели она будет ночевать тут одна? Вот Лаптю можно, он уйдет с Андрюшей. Они еще на лестнице поговорят, на улице. А вечером… Боже мой, ему все можно, вечером он придет к Андрюше, а мне нельзя.

– Тахта узкая, Анюта, козочка, – злорадно рассмеялся Лапоть. – Все не охватишь, чтоб вам и звезды на кухне, и мебель. Скучно с вами, если уж по правде, вечно вы недовольны. Вот есть же такие люди!

Анна провожала взглядом каждое движение Андрея. Он поцеловал ее в висок, в бровь, поцелуй был холодный и твердый.

Протяжный скрип и на конце: тук! Это Лапоть с той стороны толкнул дверь.

Ушли… Зябко как. Батареи плохо греют, что ли. Все отблескивает опасно. Это не хрусталь, бритвы, провернутые в мясорубке. Пастух и пастушка слиплись в фарфоровом поцелуе, и ветер бесстыдно заголил круглые ягодицы. Временно, временно… Ой, до чего пописать хочется. Даже не знаю, где уборная.

Анна вышла в темный коридор. Тут, что ли? А входная дверь? Где она? Дорожным знаком высветился прозрачный янтарный локоть, и хризантема на плече хрустела бабочкой.

– Кухню ищете? Правая горелка будет ваша, – скрипнул голос, – там мое мясо сейчас варится. И не ходите в сапогах, у нас в тапочках ходят.

Открылась еще одна темная дверь, засветился маленький грот уборной с низким унитазом. Из уборной, держась за руки, вышли старушка и мальчик с прохладным прозрачным лбом.

– Это у вас ножки? – ровным голосом спросил мальчик.

– Тебе туда? Иди, иди, не пахнет, – ласково сказала старушка, за повисшую руку уводя мальчика. – А Петенька у нас больной, неполноценный. Заходи к нам, телевизор будем смотреть.

Старушка толкнула стену, в стене оказалась незаметная дверь, открылась комната, полная зеленого золота. Между окнами лежала горками уложенная антоновка, и, напитавшись солнцем, уже светила сама, и каждое яблоко было обведено мреющим венцом. Белые подзоры на высокой постели, толстой домашней вязки. Умильно светила маленькая красная лампада под иконами в правом углу.

– Как у вас хорошо, – щурясь от сочного пахучего света, сказала Анна, ступая на пестрый опрятный половик.

«Тут – рай», – подумала она.

– И вправду хорошо, – заулыбалась старушка. – Мы с Петенькой хорошо живем, чего Бога гневить. Я на Петеньку заказы получаю в магазине. Спец – называется магазин-то. Телевизор по талону купили. Дочка моя померла, стеной ее на производстве задавило. Царство ей небесное! – Старушка важно перекрестилась. Медленно и низко поклонилась иконам, легко выпрямилась. – Вино пила от жизни. А добрая была, всех жалела. Муж-то ее теперь от алиментов бегает, да Бог с ним. У него дети пошли хорошие, здоровые, пусть его. Нам с Петенькой хватает. – Старушка рассказывала с ласковым удовольствием, видно, не единожды повторенное. – Вот только Лариска, соседка моя, что комнату тебе сдала, со всеми лается. А как ей не лаяться, если она собак рожает и продает. Три сучки держит и кавалера к ним. Большие деньги берет. А потом через организацию ихнюю собачью продает. Собаки страшные, не приведи Господь. Все морды в репьях. А какая прежде, до Лариски, девушка тут жила… Да ты садись, садись.

Анна села, и тут же перед ней сама собой появилась чашка с горячим чаем, а в стеклянной вазочке – крупный колотый сахар.

– Какой у вас чай! – Анна с наслаждением сквозь пористый сахар всосала горячий чай. – Давно с таким сахаром не пила.