Кольцо из фольги

Точно так же было и с мамой, когда она хоронила бабушку. Она не смогла выдавить из себя ни слезинки. Ей хотелось только одного – чтобы все ушли и оставили ее наедине с матерью. Проститься тихо, сказать то, что не успела при жизни. Но правила диктовали другое прощание. И тогда впервые мама не пошла против традиций. Лишь на одном настояла – меня она на похороны не привезла, о чем потом еще долго судачили. Но мама не могла мне позволить увидеть бабушку в гробу. Она хотела, чтобы в моей памяти бабушка осталась веселой, жизнерадостной. Настолько живой, какой могла быть только она. Многие люди ведь и живут так, будто давно умерли. А бабушка любила жизнь, радовалась ей. Мама тогда, выдержав все положенные ритуалы, впала в ступор, умерла внутри, сердце перестало биться. Она отходила несколько лет.

После похорон вещи покойного выбрасывались, сжигались. Оставляли только детские вещи. Не на продажу – их отдавали. Продать детское считалось грехом, чем-то ненормальным. Тогда почему нельзя было раздать вещи умершего тем, кому они были бы дороги? Те же самые бобы Варжетхан? Или заметки моей бабушки, сожженные на костре? Ее рукописи?

* * *

Светочка сказала матери, что без Аслана жить не будет, не сможет. Умрет. Наложит на себя руки. Тогда тетя Валя попросила Аслана прийти и потребовала – нет, скорее попросила: хочешь быть со Светочкой – женись. Тот кивнул. Был только рад такому предложению. Они уехали в дальний райцентр, чтобы зарегистрировать брак. Домой Светочка вернулась счастливая. Положила на стол паспорт с печатью о браке. Тетя Валя успокоилась и разрешила молодым жить так, как хотят. Только не учла, что для нашего села печать в паспорте ничего не значит. Печать и за деньги поставить можно. А главного – свадьбы согласно традициям – не было. По законам села Аслан все еще считался холостым.

Как тетя Валя радовалась, какая счастливая ходила Светочка, будто летала. Аслан оставался на ночь в квартире тети Вали. Та уходила к соседкам или ночевала в подсобке сельпо, чтобы не мешать молодым. Полгода счастья им было отмерено. Всего лишь полгода или целых полгода? Тогда Аслан сообщил, что уезжает в город. По работе. Его родители подыскали ему хорошую должность. Как устроится, сразу же заберет Светочку. Та кивала и улыбалась. Живот гладила. Она была уже в положении. Кто об этом знал? Варжетхан точно знала. Мои бабушка и мама тоже. Остальные если и знали, то молчали. Делали вид, что не замечают. Светочка верила всему, что говорил Аслан. Обещала подождать и потерпеть. Он уверял, что рожать она будет в городе. И ребенка уже в новую квартиру привезут. Он все подготовит.

Аслан уехал, но никаких вестей от него не приходило. Ни письма, ни телеграммы. Тетя Валя, глядя на дочь, которая превратилась в собственную тень, все глаза выплакала. Нашла в себе силы пойти к родителям Аслана – хотела поговорить, узнать, как дела, но те так и не впустили ее в дом. Тетя Валя постояла перед воротами и вернулась ни с чем. От женщин, приходивших в сельпо, узнавала, что у Аслана в городе все хорошо, работает начальником. Так взлетает, как орел. Скоро совсем большим начальником станет.

Был вечер. Светочку вдруг как подменили. Наряжалась, красила губы, причесывалась. Все платья, какие висели в шкафу, перемерила.

– Ты куда собираешься? – спросила тетя Валя.

– Аслан приехал, – ответила Светочка.

– Почему сразу к нам не пришел? – удивилась тетя Валя.

– Мам, не надо. Не сейчас. Мы на нашем месте встречаемся.

Светочка убежала. Тетя Валя тогда помнила, что легла спать, а в голове стучало, как молотом: «Наше место, наше место». Место у всех влюбленных было одно – берег Терека. Там, где видны звезды, где крутой обрыв, шум реки, заглушающий признания. Немыслимая красота и восторг, если смотреть вдаль. И столь же немыслимый страх, если смотреть вниз, на бушующую реку.