Кольцо Анахиты

Будни… Тест по английскому я сдала еще дома – разумеется, на С2[1], поэтому осталось только подать документы на визу Spouse[2]. Нашла помощницу по хозяйству – симпатичную девушку по имени Мод, которая приходила на полдня по будням. С Люськой мы каждый день болтали по телефону и виделись несколько раз в неделю, встречаясь чаще всего в кондитерской ровно на полпути между нами – она получила статус нашей. А еще вместе ездили на осмотры в клинику, где нам предстояло рожать.

Люське на узи стопроцентно определили, что будет мальчик, – к их с Питером великой радости. Мой ребенок оказался стеснительным и свое хозяйство старательно прятал. Поскольку мы сразу решили, что будем крестными родителями детям друг друга, со вторыми именами проблем не было – Питер или Люси и Энтони. Мы с Тони сразу решили называть дочку Маргарет, но для мальчика я не хотела никаких исторических ассоциаций. Поэтому в качестве первого имени после долгих размышлений был выбран Виктор. Питер с Люськой перебрали всю родословную, но так ни на чем и не остановились. Не объясняя причины, мы предложили Бернарда и Мартина. Первое имя ассоциировалось у них исключительно с большой слюнявой собакой, а второе понравилось, но в финале уступило Юджину. Юджин Энтони Даннер, виконт Флиткорт – это звучало внушительно.

У нас с Тони все было идеально – насколько вообще могут быть идеальными отношения двух взрослых особей разного пола, выросших в абсолютно несходной среде. То есть мы периодически друг друга не понимали, раздражали и ссорились, а потом мирились, и снова воцарялась идиллия. В общем, все было бы великолепно до полной невероятности, если бы не одно обстоятельство…

После Рождества в Скайхилле я стала вспоминать прошлое все чаще. Нет, вспоминать – это совсем не подходящее слово. Я стала погружаться в прошлое, переживать его снова и снова, как самую настоящую реальность. Как тогда. Но только теперь в этих обрывках из жизни Маргарет не было главного. Не было самой Маргарет – ее чувств и мыслей. Я – Света Захоржевская, миссис Энтони Каттнер – оказывалась в XVI веке в ее теле, и со мной опять происходило все, что когда-то уже произошло с ней. И если прежде я испытывала одновременно и свои, и ее чувства, то теперь – только свои.

Хуже всего обстояло с интимом. Это и раньше было довольно мерзко, но радость Маргарет как-то скрашивала дело. Теперь я занималась сексом (точно уж не любовью!) с неприятным мне мужчиной, желая его телом, тогда как сознание выло от отвращения. Мое «я» оказывалось запертым в мертвой оболочке, в заводной игрушке, раз за разом механически повторяющей то, что когда-то случилось с настоящей живой женщиной, которая любила и страдала, радовалась и грустила.

Я ничего не могла поделать – прыжки в прошлое происходили помимо моей воли. Это пугало и надолго выбивало из колеи. Неприятным было все, даже самые невинные, нейтральные моменты. Но после эпизодов с Мартином мне стыдно было смотреть в глаза Тони – как будто я напилась и изменила ему с сантехником, пришедшим прочистить унитаз. И, кстати, это сравнение было не случайным. Маргарет, такая же нюхливая, как и я, не замечала, насколько противно пахло от Мартина – прогорклым потом, его собственным и конским, несвежим бельем, испорченными зубами. Но для нее это был самый прекрасный запах на свете – запах любимого мужчины.

Поделиться мне было не с кем. Тони ничем не мог мне помочь. И понять тоже не мог. Нет, он поверил бы мне и посочувствовал, но… Даже если на свете и нашелся бы хоть один человек, который понял бы меня по-настоящему, это точно был бы не мой муж. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Понятное дело, Тони мое состояние беспокоило, но он списывал это на обычные страхи беременных.

Тем временем весна незаметно перевалила за середину. И у нас, и у Даннеров все было готово к Великому Событию. Приблизительную дату родов мне определили на 21 апреля, Люське – на неделю позже. Но Юджин, как настоящий мужчина, решил, что ему не пристало быть младше возможной невесты. За три дня до моего срока, рано утром, Люську скрутило в бараний рог, и Питер отвез ее в клинику. К вечеру она прислала мне на телефон фото красного щекастого виконта в смешной шапочке.

На следующий день я неосмотрительно отправилась ее навестить, но не успела толком рассмотреть будущего крестника, как поняла: пора и мне. Благо, не надо было никуда ехать – просто пройти в другой конец коридора. Через час, когда примчался встрепанный, испуганный Тони, я уже бродила по родильной палате, согнувшись в три погибели и изрыгая самые страшные ругательства аж на пяти языках.