Кольцо Афродиты

Мы так и попадали со смеху, а Иисус даже стукнулся головой о тумбочку. А не хуй было забираться так высоко. Мученник ебучий. Иисус, немного смущаясь, поднялся и снова взгромоздился на лошадь.

- До чего,- повернулся он к Котовскому,- у вас,- говорит,- Петр Петрович, умная лошадь.

- А то! - говорит Котовский.- Я с ней ни за какие деньги не расстанусь.

- Поверите ли,- продолжает Иисус,- вам за нее ясчык водки предлагали. Хуй вы согласились.

- Анацефал,- сказала лошадь.

Мы так и попадали. Тумбочка сломалась. Как его, пидораса, крест выдержал...

- Наэздничик,- пошутила лошадь.

Мы так и попадали, а Иисус забился на полу в конвульсиях.

- Хорош, мужики,- простонал он.- Давайте лучше водку пить.

- Щас,- сказала лошадь.

Я упал рядом с мерзавцем Айвенго, издыхающим от хохота.

- Значит, платиновое, гришь,- выдавил сквозь спазмы он.

- Гош,- поправил я.

Тут лошадь так и упала со смеху - на Иисуса, ясен арафат, и так ржала, так ржала!

- Тут ему и пиздец,- проговорил Лысый.- Ебать конем мой лысый череп.

Тут он осекся и подозрительно уставился на лошадь. Могучая рука Котовского поставила меня на ноги.

- Ну, - говорит,- молодец. До сей поры никто моeго коня в хохоте не валял.

- А я свалял,- говорю.

Лошадь, вставшая было на ноги, хрюкнула и снова повалилась, а Иисус не успел выползти.

- Вот, называется - воскрес,- прохрипел он.- Не хуй и стараться было.

- Айвенго, скот, да помоги ж ему! - возмутился я.

- Дашь кольцо поносить - помогу.

Подлец он был, вот что.

В этот вечер лошадь так и не поднялась. А Иисуса мы все же вытащили - с Лысым напару. Ну и разозлился же он! Весь вечер хлестал водку и ухаживал за Анфисой - то ручку просил поцеловать, то помолиться за него. Дурак он был, одним словом.

Меня Анфиса игнорировала, Оксана тоже. Один Айвенго все выклянчивал показать ему кольцо. Да я не дал. Просидел с компанией часов до восьми, поел анашовых яиц и отправился к телескопу. А напоследок бросил им:

- Бля, свиньи. Развели того... бардак туда-сюда. Чтоб до завтра все блестело как это... как у Котовского яйца.

У лошади от смеха подогнулись передние ноги, Иисус, дура, об пол еблом. А Котовский полез в галифе - и сияние собственных яиц ослепило его кротиные глазки. Конспиратор, блядь.

МАРФА ПОДСАДНИЦА

В окулярe телескопа маячили трое: Жора, пердун Ябунов и неизвестная мне женщина поразительной красоты (наверное, лесбиянка ). Они роскошно проводили время: ели черную анашовую икру и пили анашовое же шампанское. Жора рассыпался мелким бесом, а Ябунов - подозреваю - по обыкновению пердел аки. Красивая женщина была строга и надменна. Если она не принадлежала к верхушке Мафии, то можете меня выeбать, как Серегу.

- Чо там? Дай позекать,- канючил Серега.

- Уйди,- говорю,- толстожопое. Окуляр задрочишь. Там такие люди...

- Какие?

- Нарядные.

- Дай посмотреть...

- Тварь! Уйди.

А про себя решил с этой женщиной познакомиться.Не то, чтоб она меня, как женщина, взволновала, не, я по-прежнему оставался верен Оксане ( хотя я и на нее клал ) - просто хотелось порадовать дядю Володю новым материалом.

Я снова прильнул к окуляру, чтоб лучше слышать.

- Позвольте вас проводить, Марфа,- сказал Ябунов.

- Ябунов, опять ты перднул,- строго заметила женщина.- С таким вонючкой не пойду.

Ябунов смущенно заулыбался, разводя руки. Жора помог Марфе надеть черную кожанку и получил по морде. Тогда они с Ябуновом напару уселись за стол допивать шампанское (Ябунов пердел так, что мне пришлось уменьшить громкость теле-скопа), а женщина ушла. Оставив телескоп, я бросился за ней.

- А теперь можно посмотреть?- вскинулся Серега.

- Очко после себя протрешь, тварь!

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Небо усеяли звезды, траву покрывала роса.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

" Какая, в пизду, роса?- подумал я.- То, что ОНИ ебнулись, я давно знал, но не до такой же степени."

Впереди меня плыла стройная фигурка Марфы. На чем плыла - не помню; то ли на байдарке, то ли на каноэ, да и какая, хуй, разница? Я подрулил к ней на моторном катере и сказал:

- Пересаживайся, сучка.

- Понимаешь ли ты, что это означает признание в любви? - ответила она.

- Кому это ебет,- небрежно буркнул я, поигрывая кольцом.

- Байрон,- томно проворковала она, бросив весла.

- Я,- говорю,- не Байрон, я другой -- простой поэт Подушкин.

- А, Гоша,- сообразила она.

- Кому, повторяю, ебет?

- Какая ночь! - вздохнула она.

- Бля, темная! - разъяснил я.- Ну шо, поплыли?

Она назвала адрес. Я дернул за ремень стартера; матор заглох.

- Сто хуев мне в жопу! - пошутил я.

Марфа посмотрела на меня с уважением. Я смутился.

- Метафора,- объяснил я.- А ты, кстати, лесбиянка?

- Но. А ты, случаем, не пидр?

- Но. Но беспочвенно.

- В душе?

- Не.

- А где?

- В пизде.

- А!

- Ну, приплыли,- я отдал конец, и мы выскочили на берег.

- Пойдем, - сказала она . - Только конец забери.

Я забрал конец из рук матросика и спросил:

- Ну, как там Вика?

- Нормально,- отраппортoвал тот.- Токо ж больно злоебуча.

- С годами,- говорю,- проходит. Ну ты, отдай конец.

В прихожей было пусто. У дверей в марфину комнату - непривычно тоже. В самой марфиной комнате было неуютно - ни поломанной радиолы, ни котов.