дед Мороз - румяный череп. Пробавлялся червяками, пауком порой не брезгал, а поймает муравьишку - что же, съест и муравьишку. Спал старик в гробу хрусталь-ном, укрывался дохлой псиной, а когда зима настала, сделался бодреe духом, встал из гроба, потянулся и, намазав лыжи маслом, съел свой завтрак немудреный, ковырнулся в зубе щепкой (лыжи - и на том спасибо (грязножопыe чухонцы уважали дед Мороза)). Вот старик докушал лыжи, отрыгнулся, тихо перднул и отправился в дорогу, прихватив с собой подарки: барсуков ежей и зайцев (то-то радость будет детям, дети любят развлекаться с этой плюшевой скотиной: барсуком, ежом и зайцем. Дети ебнутся от счастья). Дед Мороз запрыгнул в сани и хлестнул кнутом оленя. Тот поморщился немного и, назвав "скотиной" деда, тотчас бросился вприпрыжку, так как дедушка, взбешенный обзывательством "скотина", вновь огрел хлыстом оленя между задними ногами. По дороге у оленя от хлыста распухли яйца, повернулся он к Морозу, постучал по лбу копытом и опять прибавил скорость, бормоча: "какая сволочь!" (потому что было больно). Дед ж открыто развлекался, кушал водку, кушал сало, пел скабрезные мотивы, по домам ходил публичным к омерзительным чухонкам, барсукам ежам и зайцам (дети ебнутся от счастья!)
Оленя с собой не брал...
На Карельском перешейке пограничник Карацупа, постигая тайны хуя, предавался зоофильству при участии Джульбарса (был Джульбарс его партнером). Он Джуль-барса жарил в жопу раскаленными щипцами. Пес же, скорчивши "омегу" (потому, что был собакой ), не желал повиноваться, и напрасно архитектор вырывался на свободу - пограничник, сдвинув брови, ласково журил любимца: "Так-то ты мне служишь, Густав! Потерпи, Джульбарс[3], немного, после пасхи станет легче. Пасха[4] - так Христос воскресни, а не то... Терпи, собако." Тут из маминой из спальни выезжает на олене дед Мороз - румяный череп с барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья! ) Карацупа стрельнул в воздух и от страха обосрался, заметался на Джульбарсе и воскликнул: "Не стреляйте!" Дед Мороз прибавил газу к аромату Карацупы, раздавил того оленем, барсуком, ежом и зайцем (дети ебнутся от счастья), а потом остановился, топором добил Джульбарса и, предавшись некрофильству, зоофильству и разврату, барсуку, ежу и зайцу, дети, ебнутся, от, счастья, путь продолжил вглубь России, где его заждались дети, eбанутые от счастья барсуком, ежом и зайцем. Он пронесся по России, позади оставив трупы инвалидов и безумцев, лейтенанта Иванова, сыновей его и дочек (тоже, кстати, Ивановых ) и его жены Глафиры (тоже, кстати, Ивановой), и его отца родного ( тоже, кстати Иванова ), и его родного брата (жившего под псавдонимом), и его седого друга капитана Чачахвадзе, и начальника по службе подполковника Хуево (тоже, кстати, Иванова).
Потому что не любил военных...
Дед Мороз, махая саблей, продолжал движенье к югу (между прочим, эту саблю деда спиздил у Джульбарса и не то, чтоб даже спиздил - поменялся на топорик с убиенным Карацупой, барсуком, ежом и зайцем ). По пути, махая саблей отрубил ухо Ван Гогу, отрубил Ван Гогy ухо, ухо Ван Гогу отрубил, а Чапаеву - залупу, а Толстому вышеб разум. Лев решил писать раманы и писал их очень долго, подстрекаемый женою, барсуком, ежом и зайцем. Дети, жившие в округе, тут же ебнулись от счастья, а Мороз помчался дальше, сея ужас и погибель. А потом ворвался в Город, словно гад из преисподни, растерявши по дороге барсуков, ежей и зайцев ( дети ебнулись от горя ).
А могли бы и не ебнуться.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
Сверкая надраенными зубами, я вышeл на кухню. На кухне кот Тихон раскладывал по тарелкам вареную картошку.
- А ты тут при чем? - напустился я на него.
- Я при картошке,- невозмутимо отозвался Тихон.
- А картошка при чем?
- А картошка при мне.
Со злости я начал жрать картошку. Повар из Тихона был, как из хуя свисток.
На кухню выпорхнула Оксана со своим сраным чайником.
- Чайку захотела?- ядовито осведомился я.
- Иди ты на хуй,- обиделась она.
Я ушел к Парашину - Ефим нальет, заодно узнаю, как его здоровье.
Ефим умирал.
- Ох... худ мне, Гош,- прошепелявил он.
Я так и покатился со смеху.
- Ты чего, Гош, пьяный?- продолжал смешить меня Фима.
- Ой,-говорю,- Фим, не воняй!
- Побойся Бога, Гош, какая вонь между друзьями?
- Да,- говорю,- здорово тебя Тургенев отделал.
- Ребро сломал,- похвастался Фима.- Душа.
- Так, говоришь, выпить у тебя нет?
- Как это нет? - Фима подскочил над кроватью и залевитировал не хуже Прабху.
- Левитируeшь? - намекнул я.
- Не,- смутился Парашин.- Дрочу я редко.
- Но все же дрочишь,- настаивал я.
- Тебе коньяк или чачу? - слукавил Фима.
- Коньяк,- твердо ответил я.
- А чачу?
- Чачу - Рогову,-- сказал я.- Тазик - там.
Выходя от Парашина, я стравился с Евлампией Вшивиной-Паршивин. Евлампия обнюхала меня и говорит:
- У тебя от головы коньяком пахнет.
- А ног моих не хотите отнюхать? - предложил я.
Евлампия, конфузясь, сказала, что хочет.
- А нету,- отрезал я и ушел, думая с горечью: " Всe вы одинаковы ".
Не успел я вернуться к себе, как во входную дверь позвонили.
- Вы из Мафии? - спросил я, не открывая.