Кольцо

— А после войны я хочу попытаться найти брата.

Ариана все еще не утратила надежды на то, что Герхард остался жив. Теперь, когда прошло столько времени, она понимала, что у Вальмара шансов уцелеть практически не было, но Герхард — дело другое.

Манфред понимающе кивнул:

— Да, мы сделаем все возможное.

Остаток вечера прошел тихо, а на следующий день они отправились гулять на пустынный пляж. Летом песчаные пляжи Большого озера пользовались у берлинцев огромной популярностью, но в это время года Манфред и Ариана гуляли там в одиночестве.

— Может быть, к следующему лету все закончится и мы будем здесь загорать, — с надеждой улыбнулась она.

Манфред нагнулся и поднял ракушку, протянул ей. Ракушка была красивая, гладкая, того же голубого оттенка, что и ее глаза.

— Надеюсь, все так и будет, — сказал он, глядя на воды озера.

— И мы поедем в твой замок.

Она произнесла это таким уверенным тоном, что Манфред не удержался от улыбки.

— Да, если мне его вернут. Ты хотела бы там жить?

— Да, очень.

— Отлично. Обязательно туда поедем.

В последнее время у них появилось нечто вроде игры — они представляли себе, что будут делать, когда «все это закончится», словно таким образом могли ускорить окончание войны и начало новой жизни.

Назавтра Манфред ушел на службу, а Ариана послушно занялась приготовлениями к бегству: достала из тайника пистолет, кольца, деньги, собрала провизию, приготовила листок с парижским адресом, проверила, полон ли бак. Когда она вышла во двор, издали явственно донесся рокот канонады. Днем на город опять падали бомбы.

Манфред вернулся домой раньше обычного. Ариана сидела в подвале (бомбежка еще не закончилась), слушала радио и читала книгу.

— Что случилось? — удивилась она. — По радио объявили…

— Не важно, что они объявили. Ты собралась?

— Да, — дрогнувшим голосом ответила Ариана.

— Мне вечером нужно быть в Рейхстаге. Они мобилизуют всех на оборону здания. Не знаю, когда смогу вернуться Ты уже взрослая, действуй самостоятельно. Дождись, пока закончится штурм города, а потом делай все, как мы договорились.

— А как я выберусь из города, если он будет взят?

— Ничего, выберешься. Беженцев, в особенности женщин и детей, они останавливать не будут.

— А ты?

— Я разыщу тебя, когда все кончится.

Взглянув на часы, он поднялся к себе, чтобы захватить кое-какие вещи. Обратно по лестнице Манфред спускался медленно.

— Ну, мне пора.

Они припали друг к другу и стояли так, казалось, целую вечность. Ариана хотела умолять Манфреда, чтобы он не уходил, чтобы послал к черту и Гитлера, и армию, и Рейхстаг. Пусть останется здесь, дома, где они оба будут в безопасности.

— Манфред, — начала она, и по ее дрогнувшему голосу он сразу понял, что последует дальше.

Манфред закрыл ей рот поцелуем и покачал головой:

— Не нужно, дорогая. Я должен идти, но скоро я вернусь.

Из ее глаз хлынули слезы. Он вышла вслед за ним во двор, остановилась возле «мерседеса». Манфред ладонью вытер ей мокрое лицо.

— Не плачь, милая. Обещаю — со мной все будет в порядке.

Ариана обхватила его руками за шею.

— Если с тобой что-нибудь случится, я умру, — Ничего не случится, я же тебе обещал.

Изобразив ни лице улыбку, Манфред снял с пальца перстень с печатей, положил Ариане на ладонь, заставил ее сжать пальцы, — Побереги его до нашей встречи.

Ариана улыбнулась, они поцеловались еще раз, а затем Манфред сел в машину и, махнув на прощание рукой, поехал по направлению к центру города.

Потянулись дни, которые Ариана, проводила возле приемника. Передавали сводки об уличных боях в Берлине. К вечеру двадцать шестого апреля боевые действия охватили весь город — от Грюневальда до Ванзее. Ариана безвылазно сидела в погребе. Со всех сторон доносились взрывы и выстрелы; Ариана даже не решалась подняться в дом. Она слышала, что русские наступают по Шенхаузералпее в сторону Штаргардерштрассе, но, конечно, не могла знать, что все берлинцы, как и она, попрятались по погребам и подвалам, испытывая нехватку еды, воды и воздуха. Никакой эвакуации гражданского населения не проводилось Даже маленькие дети были обречены разделить судьбу взрослых. Берлинцы сидели, забившись по норам, как крысы, и ждали конца. Им даже не было известно, что ставка уже перенесена ил Берлина.

В ночь на первое мая по радио объявили, что Гитлера больше пег. Прятавшиеся по подвалам и погребам берлинцы выслушали это сообщение в полном оцепенении. Охваченный сражением, город горел — союзники продолжали наращивать огневую мощь. После сообщения о смерти фюрера стали транслировать Седьмую симфонию Вагнера, Ариана сидела и погребе и слушала музыку, временами заглушаемую грохотом бои. Она вспоминала день, кода слышала эту симфонию в последний раз. Это было в Оперном театре, куда они отравились игроем — отец, брат и она. A теперь Ариана сидела и ждала, пока закончься кровопролитие. Все ее мысли были устремлены к Манфреду, находившемуся где-то в самом центре этой бойни. Ночью по радио передали, что Геббельс и его семья, включая шестерых детей, добровольно ушли из жизни.