Кольцевой разлом

   Мэр повесил трубку, тут же поднял ее снова и вызвал к себе заместителя, охрану и свой личный автомобиль, в душе благодаря Бога за то, что жена и дети находятся за городом. Он подумал, не позвонить ли жене, но решил сделать это попозже из машины - жена вполне могла еще сладко спать. Имелись более неотложные дела - например, согласовать с министром первоочередные действия московской милиции в сложившейся ситуации. Мэр набрал номер. Через пять минут без особых разногласий было решено, что личный состав переходит на казарменное положение и   усиленный вариант патрулирования, задерживая всех подозрительных людей и транспортные средства. Напрашивались и другие, более радикальные меры, однако они не обсуждались, поскольку оба собеседника ожидали вызова к президенту. Вызов не заставил себя ждать, и в дополнение ко всем неприятностям этого ужасного утра мэр увидел из пролетавшего автомобиля застывшие на путях электрички и толпы народу на платформах. Было ясно, что террористы вывели из строя также и пригородные железные дороги - о тяжести повреждений оставалось только догадываться. Мэр так расстроился, что не стал звонить жене сам, попросив сделать это личного секретаря, приехавшего вместе с заместителем. "Не очень пугай,- сказал мэр,- как-нибудь обтекаемо выражайся, но объясни, что дело срочное и что я уже у президента". Секретарь только покачал головой, пытаясь сообразить, как можно в безобидном свете представить все происходящее. Разговора мэр не слушал, напряженно размышляя над тем, какие меры следует принять, дабы удержать ситуацию под контролем, однако в голову ему упорно лезло другое: хроникальные кадры захвата Грозного чеченскими боевиками в августе 1996 года, когда боевики тихо просочились в город, охраняемый лишь двумя тысячами солдат внутренних войск, то есть, по сути, практически не охраняемый, и заняли там все объекты, которые посчитали нужным занять. Население, либо запуганное боевиками, либо сочувствовавшее им, не сообщило гарнизону о происходящем ползучем захвате, а в итоге правительство России оказалось перед выбором: либо вновь выбивать боевиков из Грозного, имея мирное население города в качестве заложников, неизбежно гибнущих в ходе боевых действий, а также неся немалые потери среди своих солдат, либо опустить руки и, не потерпев поражения, признать себя побежденными. Пойти по второму пути и принять позор было тем легче, что в Москве имелось немало влиятельных людей, страстно желавших именно такого развития событий. Чего стоили одни заклинания телевидения и прессы, упорно, изо дня в день, объявлявших ползучее проникновение боевиков в Грозный "взятием города",   словно чеченцы и вправду взяли город штурмом, хотя на самом деле они не смогли взять даже одно здание ФСБ. Мэр примерно знал, кому и сколько платили чеченцы в прессе и на телевидении, однако не хотел влезать во всю эту грязь: во-первых, ему с избытком хватало московских дел, а во-вторых, он знал, что у чеченцев есть покровители и посильнее каких-то там продажных газетчиков, пусть даже и весьма многочисленных. Впрочем, главной причиной, по которой мэр практически не выступал против национального унижения, было воспитанное в нем теми же средствами массовой информации убеждение, будто в нынешние времена нацию, помимо чисто материальных проблем, ничего не интересует. Мэр глухо выругался: надо же было позволить так себя оболванить! Теперь приходилось пожинать плоды собственного легкомыслия. Нация вновь оказывалась чертовски неудобной штукой, то позволявшей пинать и ворочать себя так и сяк, то вдруг высовывавшей из этой податливой биомассы цепкую лапу с железными когтями, которые одним ударом перечеркивали безмятежное существование целого легиона паразитов. Зачем нужно было позволять, чтобы страну разодрали на куски, не слушать ропот неоднократно преданной армии, мириться с воровством? Неужели в таком поведении заключался здравый смысл? Несомненно, если здравый смысл состоит в том, чтобы некоторое время пожить в свое удовольствие, а затем соскользнуть в кровавый хаос. Странно, но мэр, терзаемый всеми этими мыслями, не слышал ни одного радиообращения мятежников и тем не менее перебирал в голове все их лозунги, как нечто хорошо и давно известное. Впрочем, вероятно, они и впрямь был ему известны - просто лозунги сидели где-то в глубинах души, выработанные собственным подсознанием, а теперь вдруг врывались в сознание как бы извне, как бы произнесенные мятежниками, а на самом деле являвшиеся общим достоянием огромного множества людей. И все же главный удар в это кошмарное утро мэру еще только предстояло получить. Он взял телефонную трубку и услышал голос секретаря из мэрии:

  -...Я не знаю, как их убедить!..

     - Спокойно, спокойно. Кого вы хотите убедить?- спросил мэр.

  - Штабы не отвечают,- с отчаянием в голосе произнес секретарь. - Не отвечают, и все. Но я все-таки дозвонился до командира ...ской бригады. Он мне сказал, что по закону использование внутренних войск против народных волнений запрещается и он выводить бригаду не будет.