Кольцевой разлом

  водку жрать да пялиться",- подумал Акула и открыл холодильник. Сделав это, он пришел к выводу, что вставать раньше всех иногда полезно: в холодильнике еще оставалось несколько банок пива. Акула трясущимися руками откупорил банку и начал жадно глотать ледяную горьковатую жидкость, иголочками газа покалывавшую небо и язык. Затем он поставил банку, из ближайшей недопитой бутылки водки налил граммов сто пятьдесят в ближайший мутный стакан, с минуту постоял неподвижно, подавляя позыв ко рвоте, а затем единым махом вылил водку в рот и тут же принялся лихорадочно ее запивать, схватив банку с пивом. Опорожнив банку в несколько глотков, он обессиленно опустился на табуретку, перевел дух и зычно рыгнул. По всему его телу разлилось приятное тепло, кожа покрылась испариной и невидимый обруч перестал сдавливать мозг. Акула страшно гордился своим умением опохмеляться и всем навязывал свой рецепт - пиво, перемежаемое водкой,- однако большинство его приятелей от этой смеси просто снова валились с ног и затем, с трудом очухавшись, вместо благодарности называли Акулу козлом. Сегодня рецепт вновь не подвел Акулу, и бандит пришел в прекрасное настроение. Впереди его ожидало много приятных вещей: выкурить первую сигарету, выпить еще пива (правда, тут следовало торопиться, пока другие не проснулись), попользоваться спавшей рядом с ним крашеной девицей... Кроме того, у Акулы прорезался аппетит, а под закусь можно было хряпнуть и еще водочки. Акула вскрыл еще одну банку пива, опустошил ее залпом, взял сигарету из валявшейся на столе пачки, прикурил от валявшейся рядом зажигалки и, прихватив последние две банки пива, направился обратно на кровать. Там он некоторое время лежал неподвижно, глядя в потолок и   перемежая затяжку дымом с глотком пива. Вторую банку он предусмотрительно засунул под подушку. Несколькими плевками загасив окурок и щелчком отшвырнув его в сторону, Акула повернулся к своей безмятежно посапывавшей соседке и стащил с нее простыню. Обнажилось дряблое, землистого оттенка тело, усыпанное родинками. Девица недовольно замычала, чем несказанно возбудила бандита. Акула уселся на нее верхом и принялся грубо осязать ее жирную плоть, напоминая своими движениями пекаря, размешивающего тесто. Девица вновь замычала, и Акула одним махом сорвал с нее трусы, раздвинул ее ноги и, навалившись сверху, овладел ею. Кровать заходила ходуном, нарушая покой остальных спящих, но Акуле на это было наплевать: им руководило своеобразное чувство долга, вынуждавшее его в определенные моменты жизни совершать определенные действия. Завершив половой акт, Акула слез с кровати и, покачивая эректированным членом, стал расхаживать по комнате, выискивая на полу свои трусы среди прочих предметов одежды. Девица, так и не открыв глаз, что-то пробормотала, повернулась на бок и натянула на голову простыню. Чтобы одеться, Акуле понадобился чуть ли не целый час - правда, в течение этого времени он успел допить последнюю банку пива, поесть на кухне колбасы (хлеба не нашлось), выпить еще водки и закусить красной икрой из початой банки. При этом ему не пришло в голову открыть окно или форточку, и в квартире продолжала царить все такая же духота, на которую Акула, однако, не обращал ни малейшего внимания. Видимо, эта атмосфера была наиболее благоприятна для него с биологической точки зрения - во всякой другой он начинал мало-помалу чувствовать себя плохо, беспокоиться и чахнуть.