После того неожиданно возникшего разговора Корсаков не слишком колебался, назначая ответственного за связь во время акции. Он хорошо знал, что желание ввязаться в драку и драться до конца зачастую с лихвой заменяет военный профессионализм, а в своем деле Мечников был профессионалом, да и пороху успел понюхать. "Фюрер" лишь порадовался такому выбору - он-то считал Мечникова своим человеком, хотя тот относился к нему без всякого уважения, считая его злобным ничтожеством. К команде фашистов Мечников прибился в свое время лишь от безнадежности, не желая покорно врастать в российское общество периода рыночных реформ. Не желая действовать по указке "фюрера", Мечников охотно перешел под начало Корсакова, дабы вместе хорошенько встряхнуть столь ненавистное ему общество. Сейчас, когда заваруха должна была начаться со дня на день, бывший радиохулиган постоянно посмеивался, сыпал шутками, и его упитанная физиономия светилась, как масленый блин.
- Ну что, ковры и хрусталь на квартиру завез?- спросил он приготовившегося к выступлению ответственного за разведку и контрразведку отставного капитана спецназа Неустроева. Капитан тупо посмотрел на него своим единственным глазом - второй остался в Чечне. Неустроев с трудом понимал шутки, зато соображал моментально, когда требовалось что-то разнюхать или нанести удар по противнику. В последнее время противником отставного спецназовца оказывались разные "крутые парни", с которыми он расправлялся играючи. В результате этих операций по рэкету, или, как выражался Мечников, "по экспроприации экспроприаторов", Корсаков проникся глубочайшим уважением к капитану как к вояке Божьей милостью. Однако Мечников не проявлял к грозному бойцу никакого наружного почтения, постоянно донимая его шуточками и розыгрышами. В настоящий момент, говоря о завозе обстановки в квартиру, он имел в виду специально снятые квартиры на южных и западных магистралях Москвы, от Минского до Щелковского шоссе, по которым, как ожидалось, будет переброшена к Москве основная масса войск для подавления восстания. Видя недоумение капитана, Мечников, давясь смехом, пробормотал:
- Ишь как глядит, циклоп! Не дай Бог с таким встретиться на узенькой дорожке! Ну все, молчу, молчу.
Неустроев четкими рублеными фразами сообщил о выдвижении разведотрядов на подступы к Москве - к дорожным узлам и развязкам, к аэродромам, прежде всего военным, находящимся, как известно, на юге и западе от столицы. Группы разведчиков располагались также по основным московским магистралям, вблизи мест дислокации расквартированных в каждой префектуре бригад внутренних войск, рядом с военными городками Кантемировской и Реутовской дивизий и Теплостанской бригады. Каждая группа была оснащена автомобилями и всей имевшейся в распоряжении Мечникова техникой связи. Благодаря повальному недовольству существующей властью в офицерской среде Неустроев имел обширную агентуру в войсках, в высших военных учебных заведениях, которые также могли бросить на подавление восстания, и даже в военном министерстве и Генштабе. На ГРУ и ФСБ капитан выходить поостерегся, зная о действующей там системе постоянных проверок личного состава и опасаясь засветиться при одной из таких проверок. Однако и без проникновения в недра разведок он знал главное: пока в военном ведомстве не знали о подготовке акции и соответственно не принимали никаких особых мер предосторожности. С МВД дело обстояло и проще, и сложнее: проще - потому что многие офицеры милиции состояли у Неустроева на жалованье, сложнее - потому что приличные доходы коррумпированных милиционеров не вызывали у них желания общественных перемен. Поэтому работать в милицейской среде приходилось осторожно: требуемые услуги могли насторожить продажных милиционеров, и если бы они только заподозрили, во имя чего старается Неустроев, то на идейное сочувствие капитану рассчитывать не стоило. В своем докладе Неустроев выразился с солдатской прямотой:
- Все дрожат за денежные местечки и чуть что - сразу продадут. Но если начнется заваруха, то постараются остаться в стороне. На пулеметы за эту власть менты лезть и не подумают.
Неустроев напомнил о том, что дело об убийствах на плодовой станции в архив не сдано и по закону сдано быть не может, а потому расследование ни шатко, ни валко, но все же продолжается и приносит некоторые результаты. Следователь по делу сменился; новый следователь внимательно изучил рапорты капитана Ищенко и начал подгонять оперативников, копая в том же направлении, что и уволенный из органов капитан.
- Мы и так тормознули это дело на несколько месяцев,- напомнил капитан. - Можно, конечно, попытаться тормозить его и дальше, но любой толковый следак или опер скажут, что это дело - не висяк. Если слишком активно проявлять к нему интерес, то можно легко засветиться. Не могу понять, зачем вообще понадобилась эта кровь. А уж если решили мочить кого-то, то надо делать все профессионально, а не так по-детски...
"Фюрер" подскочил на стуле:
- Не вам решать, капитан, что делать и как! Эти люди заслужили смерть!