– Так точно, товарищ капитан, в ваше. В группе шесть бойцов. Радист, рядовой Задунаев, легко ранен во время десантирования. Обстреляли, пытались взять его. Но мы отбили. – А отняв руку от козырька, уже другим, менее официальным тоном, и даже уменьшив рокот своего непонятно где рождающегося (при его привычно средней комплекции) баса, добавил: – Ну, здравствуйте, товарищ капитан. Мы уже отчаялись отыскать вас. К тому же слух по селам пошел, что, дескать, убит Беркут, погиб в бою, а вся группа его уничтожена. Да и партизаны из двух других отрядов развеяны по окрестным лесам.
– Распускать слухи о гибели партизан и своих победах – этому фрицы научились.
– А ведь затихло, товарищ младший лейтенант! – прервал их знакомство Горелый. – Но что там происходит – не пойму. Тут был взвод немцев. Так товарищ лейтенант переговорил с ними. Отошли.
– С немцами переговорил?
– Ну да.
Еще несколько коротких автоматных очередей. И снова все затихло.
«Неужели действительно блефуют? – засом-невался Беркут. – Что-то не похоже… Неужели наткнулись на Мазовецкого? Но он вроде бы давно ушел».
– Отойдем в сторону, – тронул Андрей за локоть Колодного. – Нужно поговорить.
– Ну, братцы, все видел, но чтобы наш младшо́й докладывал фрицевскому лейтенанту – такого наблюдать не приходилось даже в кино! – изумился один из бойцов, пришедших с Колодным.
– Это наш старшина, Кравцов, – уже на ходу представил смеющегося младший лейтенант Колодный. – Из-под Одессы. Не из шутников, правда, но факт есть факт. С ним рядовой Копань. Оба – из дивизионной разведки, ребята опытные. Радист Задунаев и рядовой Гаенок остались на базе. Гаенок – бывший танкист. Водит машины любой масти, изучил немецкий бронетранспортер. Радист – тот, правда, из новеньких. Но вы же знаете, товарищ капитан: радисты – армейская элита. Кого дадут, на того и молись.
– Состав группы мне ясен. Только уточняю: звание мое – лейтенант. Если, конечно, к этому времени не разжаловали, – грустно улыбнулся Беркут, присаживаясь на камень между двумя старыми развесистыми соснами и приглашая младшего лейтенанта последовать его примеру.
Однако тот сел не на камень, а прямо на землю, по-турецки поджав под себя ноги и привалившись плечом к стволу дерева.
– Никакой ошибки, товарищ капитан. Разве по рации вам об этом не сообщали? О повышении звания?
– О повышении? До капитана?! – изумленно переспросил Андрей. – Что-то вы здесь напутали, младший лейтенант.
– Никакой путаницы. Сведения – как в разведке Генштаба.
– Да? Странно, – не мог скрыть своей растерянности Беркут. – Впрочем, ни в моей группе, ни в двух соседних отрядах рации не было. Пока вас высаживали – мы принимали тяжелый бой. Связной из отряда, где имеется рация, судя по всему, не дошел. Погиб.
– Мы тоже чуть не погибли. Еще в самолете. У самой линии фронта, к счастью, все еще на нашей стороне, пилоту пришлось идти на вынужденную посадку. «Мессер» подбил, правда, легко. Подлатались и снова взлетели. Здесь тоже… Первые дни – как в аду. И ни вас, ни ваших бойцов. А что касается задания… На базе для вас небольшой пакет. В нем, среди прочего, удостоверение на имя капитана Громова.
– Даже об удостоверении позаботились? Тронут, младший лейтенант, тронут…
– Устно же просили передать, что приказ о присвоении вам звания старшего лейтенанта был подписан еще тогда, когда вы сражались в доте на Днестре. По представлению вашего комбата, майора, не помню его фамилии. Который погиб… Это он вас в виде награды за храбрость. По рации попросил командование. В последний сеанс связи.
– В последний?! Господи, до меня ли ему было тогда? Майор Шелуденко. Комбат. Святая душа, – нервно постучал Беркут кулаками по коленям. Воспоминания о последних днях укреп-района всегда давались ему тяжело.
– Совестный, видать, мужик был, ваш комбат. Ну а капитана, как я понял, присвоили уже сейчас, перед нашей высадкой в тыл. Сделано тут вами немало. Командир партизанского отряда. И вообще, мне о вас такое понарассказывали: ходит в эсэсовской форме, знает немецкий язык, дерется, как черт. Честно говоря, я даже забоялся: вдруг наш капитан фрицам подыгрывает. Потому и неуловимость такая.
– Тоже не следует исключать, тоже не следует. А за капитана все же спасибо, – расчувствованно произнес Беркут. – Не потому, что звание важно… Что не забыли. Там, у нас, в армии… не забыли… – Он отвернулся, помолчал.
Колодный тоже умолк и сочувственно покряхтел, давая понять, что вполне представляет себе, сколько довелось пережить человеку, которого судьба на два года забросила в глубокий тыл врага. И какие чувства вызвало у него сообщение о том, что в конце концов командование оценило его заслуги.
– Но тогда получается, что и об ордене Красной Звезды вы тоже не знаете? – вдруг спохватился младший лейтенант. – Все за тот же дот, за Днестр. А весь гарнизон дота наградили медалями. Посмертно, конечно.
– Да? Весь? Это точно? – оживился Анд-рей. – Значит, и сержанта Крамарчука тоже?
– О сержанте не знаю. Сказано было: «Гарнизон. Посмертно. Медалями “За отвагу”».