Колокол

– Простите, мы нигде раньше не встречались? – спросил он, глядя на Ирен.

Мадам Лоран оглядела его с ног до головы, задержала взгляд на покосившемся галстуке и смачном пятне на рубашке, вздохнула и покачала головой.

– К счастью, нет, – соврала она, – не встречались.

– Так о чём это я, – продолжил доктор, – может, вы их нашли?

– Нашла что? – не выдержала Ирен.

– Мои бумаги…

Она хотела сказать, где ему искать свои бумаги и куда бы уже пойти, но с лестницы спускался Фабьен; он что-то вопил, как всегда задыхаясь.

– Ирен, – он не мог отдышаться, – простите, любезный, – отодвинул доктора, – Ирен, тебе нужно подняться наверх.

– Что-то случилось? – вмешался тот.

– Нет, пожалуйста, – замахал на него Фабьен, – идите себе куда шли, идите-идите…

– Я искал свои бумаги…

– Да идите вы уже! – крикнула на него Ирен. – Чёрт тебя подери, Фабьен, почему ты всё время мямлишь? Ты можешь сказать, что случилось?

– Дорогая, – посиневшими губами пролепетал он, – тебе лучше подняться наверх.

– Да что с тобой?

– Случилось, случилось…

– С-с-с… л-л-л… никакого толку от тебя! – Ирен бросила тряпку на стойку бара и пошла к лестнице. Фабьен, кашляя и задыхаясь, еле поспевал за ней.

– Если вы найдёте мои бумаги!.. – крикнул им вслед доктор.

– Идите к чёрту, любезный, – выплюнул Фабьен.

В комнате стало свежо и прохладно, ветер гулял по волосам Ребекки, по её ещё тёплому телу, поглаживая хрупкие руки и умиротворённое белое лицо. Окна хоть и были распахнуты настежь, запах крови никуда не уходил.

– Как я устала каждый раз отмывать эти полы и застирывать платья, Фабьен, – ворчала Ирен, выжимая тряпку. – Теперь твоя очередь. – Она вытирала красные капли возле кровати.

– Моя? – Месье Лоран отшатнулся от тела. – Ты же знаешь, как я боюсь крови!

– А чего ты не боишься, Фабьен?

– Господи, Ирен! Это труп твоей дочери! – Он еле сдержал рвотные позывы.

– Тебя каждый раз будет тошнить? Мне ещё и за тобой чистить? – Она убрала с лица дочери окровавленные кудри.

– Я говорил тебе, что надо ей сказать! Лучше сказать, Ирен! Я этого больше не вынесу, – взвыл Фабьен, – я скорее сам застрелюсь.

– От тебя дождёшься, как же…

– Знаешь, – он перешёл на шёпот, – я опять видел его. Он сидел на лестнице и играл, а потом позвал меня за собой, и я сказал, что не могу…

– Это я уже не могу! – Ирен расстёгивала платье на дочери. – Помоги мне переодеть её и перенести в ванную.

Платье сняли, Ребекка осталась лишь в нижней сорочке. Ирен осмотрела её.

– Бельё в порядке, нужно только простирнуть платье и помыть ей волосы.

– Сколько это ещё будет продолжаться, – трясся Фабьен, – она же должна понимать…

– Она ничего никогда не поймёт. Норах сказал, это последнее, чего она хотела.

– Но почему мы не знали?..

– Это я должна была всё знать? Ты хочешь сказать, это я виновата?

– Не начинай, прошу тебя! – Он схватился за голову. – Если тебе будет легче, это я во всём виноват.

– Мне не легче.

– Послушай, Ирен, надо объяснить ей, надо попытаться…

– Чтобы она совсем с ума сошла?

– А так по-твоему лучше? – Он вылупился на неё.

– Так она хотя бы ничего не помнит. Мы ничего не сможем сделать.

– Мы можем убрать револьвер! – Фабьен поднял оружие дрожащими пальцами.

– Мы, по-моему, с тобой уже решили, что лучше так, чем по-другому. – Ирен включила воду, постепенно наполнявшую ванну, окрашиваясь в красный цвет. – Или ты забыл, что было месяц назад?

Фабьен не забыл. Он очень чётко помнил, как под окнами их спальни собралась толпа зевак. Ребекка тогда выбросилась из окна. Слава Господу, что они с Ирен успели затащить её тело к себе до приезда жандармов. А когда те всё же вломились к ним, сказали, что девушку уже забрали медики. Наутро полиция обзвонила все госпитали и морги, но Ребекки, естественно, не было ни в одном. Вернувшись к ним, они с удивлением увидели живую Ребекку, пусть и немного уставшую. После таких ночей она всегда просыпалась без сил. Директор отеля уверял полицию, что всё в безусловном порядке, что никакого самоубийства в его отеле не было и быть не могло. Это абсурд, полнейший абсурд, говорил директор, а девушка была просто пьяна и валялась под окнами; её родители, мол, были тоже не в себе, потому и мололи всякую чушь…

Они помыли Ребекке волосы и уложили на чистую постель. Ирен забрала с собой грязное платье и вышла из комнаты.

Пока её не было, Фабьен и не взглянул на Ребекку, он не мог на это смотреть. К смерти невозможно привыкнуть, думал он, даже если видишь её тысячу раз. Вдруг за дверью кто-то пробежал; шаги быстрые, мелкие. Фабьен обернулся – только сандалик сверкнул в дверях. Месье Лоран вздрогнул, припал к окну и закрыл глаза рукой.

– Ты опять плачешь, Фабьен? – В комнату вернулась мадам Лоран с новым платьем и принялась расстёгивать на нём пуговицы.

– Я опять видел его, Ирен, – сказал осипшим голосом Фабьен. – Он преследует меня.

– Даже не говори мне об этом, не начинай. Мне хватает её, – она кивнула на дочь, – ещё и тебя я не вынесу.

Фабьен попятился к двери – от запаха крови его постоянно мутило.

– Вот и всё, – она положила новое платье рядом с Ребеккой, – словно и не было ничего. – Погладила волосы дочери.