– Мадам Лоран сказала, у вас больные кости, – протараторила служанка, – доктор посоветовал пить больше молока.
– У меня всё больное, Люсинда… – Он взял стакан и отхлебнул из него. – Ты можешь идти.
Люсинда ждала стакан, Фабьен ждал, когда она уйдёт, и пришлось выпить всё. Служанка вышла, Фабьен посмотрел на часы. Какого чёрта он заснул под вечер; теперь всю ночь не сомкнуть глаз… Он до сих пор не мог отдышаться. После таких снов Фабьен всегда просыпался еле живой. Он не хотел возвращаться в своё дряхлое, измученное временем и страданиями тело. С того самого дня он заметно сдал, будто и не пять лет прошло, а целая вечность, полная сожалений. Фабьен не хотел возвращаться в дом, где вместо живого сына лежит его полумертвое тело, без единой надежды на хороший исход. Он почесал свои седины, заскрипел кроватью, надел тапки, хрустнул коленями и встал. Переваливаясь с боку на бок, подошёл к окну и отдёрнул шторы. Всё тот же высокий лес шумел перед домом, и не было ему никакого дела ни до Фабьена, ни до каждого, кто жил рядом с ним. Деревья клонили свои кривые ветви, щекоча и задевая друг друга, путались костлявыми пальцами, возводя руки к небу, будто что-то прося.
«Если б повернуть время назад, – думал Фабьен, не сводя взгляда с неба, – я бы не потерял тебя…»
Он смотрел на безразличное небо, на проступающие сквозь вечер нечёткие звёзды, на пушистые кроны древесных мачт, на стволы деревьев, врастающие в землю, на змеевидные корни, выползающие из земли, на мальчика возле этих корней…
Мальчик улыбался и махал ему рукой. Месье Лоран, не в силах вздохнуть, тоже хотел помахать; он уже поднял руку, растопырил дрожащие пальцы, но мальчишка отвернулся и побежал. Опять побежал в сторону леса…
– Нет, – крикнул Фабьен, – только не туда! Вернись! Я сейчас. – Он суетливо надевал халат. – Я скоро, – вдел ноги в остроносые тапки, – подожди меня…
Он чуть не поскользнулся на лестнице, чуть не сшиб на пороге Люсинду, чуть не слетел с крыльца. На улице никого. Только лес, будто застывший в усмешке. Фабьен поднял голову к небу – серое, промозглое, оно падало на тёмные ветви, переходя в такой же вязкий и тёмный туман.
– Я найду тебя, – он пошёл к дороге, – найду, только не убегай далеко…
Фабьену подумалось, что он вышел из разума, или разум вышел из него, и вот уже перед ним сон, а не явь. Но это не важно, совсем не важно… Месье Лоран торопился. Он прибавил шагу, пошёл быстрее, потом побежал. Он точно видел Жоэля, и мальчик видел его. Фабьен задохнулся и захрипел; бронхи свистели от быстрого шага, в ушах зазвенело, к лицу прилило. Он весь вспотел. Уже не было слышно Жоэля, только звук повозки вдали…
– Кто-то едет, – испугался Фабьен и замер. – Кто-то едет… – Он попятился. – Я потом вернусь, – он весь трясся, – я потом отыщу тебя, Жоэль…
Страх сковывал ноги, челюсть дрожала, зубы бились о зубы. Это точно за ним. Они нашли его, они сейчас придут… Фабьен зашёл в дом, запер за собой все замки и припал к окну, почти не дыша. Он простоял так около часа.
– Кого-то ждёте? – спросила Люсинда.
– Уйди-уйди, – замахал он на неё.
Никого не было. Ему показалось. Фабьен сполз по стене и заплакал.
– Я опять потерял тебя, сынок… – Он встал. – Опять потерял… – Пошёл, хромая, на кухню. – Прости меня…
Там откупорил бутылку и приложился к ней дрожащим, плачущим ртом. Люсинда нашла его через четверть часа спящего пьяным на кухонном столе.
12 глава
Я открыл глаза. Комнату наполняло солнце. Я проспал рассвет – и, кажется, свой приступ тоже проспал. Впервые я не чувствовал боли, только сердце заходилось как сумасшедшее. Отдышавшись и упершись головой в деревянную спинку кровати, я перевернулся на бок – и чуть не слетел. Высокие перины отпружинили меня и вернули обратно; я прижался к стене. К деревянной стене… Подскочил и оглядел комнату. За окнами вместо леса из мачт и набегающего моря шумел настоящий лес; сосны поднимались до неба, огораживая всю видимость живым забором. Я был не в Сен-Мало, этот ублюдок напоил меня и перевёз в другое место. Но сколько я спал? Я пытался вспомнить вчерашний день. В номер я пришёл после полуночи… получается, в распоряжении у него было около четырёх часов. Я не мог ничего разобрать, где нахожусь и почему. Вдруг женский голос кого-то позвал – какого-то доктора, – и моя дверь открылась. В комнату скользнула хрупкая девичья фигура в длинном платье, подпирающем грудь. Мы были незнакомы, но она вела себя так, будто у меня отшибло память. Нет, я точно её не знал.
– Вы уже встали, доктор? – спросила она.
Я огляделся по сторонам, но никакого доктора не увидел. Да и вообще никого здесь больше не было, кроме нас двоих.
– Отец сказал, вы плохо спали ночью, под утро он слышал стоны… – Девушка села рядом и приложила ладонь к моему лбу. – Но жара у вас нет.
Так это я – доктор? Это она ко мне?