Колодцы знойных долин

— На внезапность рассчитывать нечего, — вмешался Хамза, возясь с очагом. — Но лагерь они разбили неудачно: прошли камыши, остановились перед кустами дузгена. В тех кустах коровы не видно, я хорошо знаю. Когда учился в школе, исходил их вдоль и поперек. Можно выбрать подходящие позиции.

— Вот именно, — согласился Абен. — Атаковать будем с двух сторон. Одна группа зайдет с тыла, перекроет им дорогу назад. Этой группе будет тяжелее остальных: с обоих боков — озера, впереди пулеметы, а сзади, за камышами, открытая местность. Вторая группа пойдет в лоб. Постараемся расчленить, распылить их силы. Там ведь немало насильно забранных на службу людей. Надо это учесть!.. Твоя группа, Махамбет, ударит из засады. — Абен взглянул на Махамбета и добавил строже: — По особому приказу. Это серьезный бой, и далеко не последний…

— Точнее, это первый бой, когда идет весь отряд, — вскинул голову Хамза. — А чья группа пойдет с тыла?

— Твоя! — ответил Абен. — У тебя все тайсойганцы — они давно рвутся в бой. И с вооружением у них лучше, чем у моих.

Хамза согласно кивнул головой.

— А не получится так, Абеке, что нам ничего не останется, пока дождемся сигнала? — не выдержал Махамбет.

Абен и Хамза рассмеялись.

— Как в воду глядел, — проговорил Абен, — знал, что спросит. Нет, Махамбет, будешь стоять в засаде и ждать сигнала. Тут не место для конной атаки, понял?

— Потом от джигитов обид не оберешься, если что… — смущенно улыбаясь, прогудел Махамбет. — А так понятно, конечно.

— Завтра всем хватит и врагов, и возможности показать свою отвагу, — заметил Хамза. — Самое главное — это действовать так, как договорились, иначе проиграем бой.

— Что верно, то верно, — кивнул Абен, озабоченно хмурясь. — У нас нет военного опыта…

Сделав последние указания, Абен выпрямился, положил руку на широкое плечо Махамбета:

— Ну, собирай людей! Пора!

Махамбет встал и, пригнувшись в дверях, вышел из комнаты.

Абен и Хамза, вполголоса переговариваясь, подошли к кострам. К полуночи уже сильно похолодало. Небо было ясное. Кто-то из ополченцев подбросил сухих веток жингила, и костры запылали ярче, отбрасывая прочь темноту. Люди стояли плотной массой.

Абен выступил вперед, поднял руку.

— Джигиты! Наступила пора решительных боев. Пора настоящего испытания мужества… И до сегодняшнего дня мы били и побеждали врага, но теперь нам противостоит крупный и хорошо вооруженный отряд. У врага пулеметы и винтовки, у него вдоволь патронов. Но мы должны разгромить и этот отряд, защищающий богачей!..

— Разгромим! — подхватили повстанцы.

— Не уйдут из Тайсойгана живыми!..

Абен подождал, пока установится тишина.

— Алаш-ордынцев около ста, вы об этом уже знаете, — продолжал он. — Они остановились, пройдя озера. Нас почти триста. Тайсойганцы зайдут им с тыла, обойдя левое озеро, и первыми вступят в бой. Сотня Махамбета будет находиться в засаде и ударит по особому сигналу. Третья группа займет позицию перед противником. Остальные указания получите от Хамзы и Махамбета. Седлайте коней, джигиты, еще раз проверьте оружие! Докажите в бою твердость ваших рук!..

Гул прошел по рядам; джигиты рассыпались, начали седлать коней, выводить их со двора. Через полчаса из урочища выехали тайсойганцы — сто двадцать человек. За ними с небольшим интервалом выступили группы Абена и Махамбета.

На рассвете начался бой. Алаш-ордынцы легко остановили повстанцев, двинувшихся на них с двух сторон. Но с первыми же выстрелами они лишились лошадей, а потом замолчал и один из пулеметов. Несмотря на это, им удалось быстро организовать оборону: сказался опыт регулярных войск.

К полудню алаш-ордынцы отошли правее, к ближайшему озерку, чтобы уйти от наседавших из зарослей камыша тайсойганцев. Расчленить их, как рассчитывал Абен, не удавалось. Оставшийся пулемет метким и непрерывным огнем прижимал к земле джигитов Абена, два раза отбрасывал их назад, к зарослям дузгена. Но все же противник понес, видимо, потери: об этом можно было судить по редеющим винтовочным выстрелам. Были потери и среди уильцев: двое убиты и ранены семеро. Убитых и пятерых тяжелораненых по распоряжению Абена вынесли к коноводам, за бархан, чтобы те доставили их в лагерь. Какие потери понесли тайсойганцы, не было известно. Стрельба там шла ожесточенная.

Патроны были на исходе, и Абен нервничал. В полдень захлебнулась и третья атака. Уильцы откатились, пройдя всего двести метров и потеряв семерых. Тогда Абен подозвал своего одноаульца Кумара, который отлично владел винтовкой, дал ему четверых джигитов и приказал попытаться подойти к противнику по берегу озера и во что бы то ни стало уничтожить пулемет. Джигиты быстро исчезли в кустах.

Абен уже битый час выслеживал пулеметчика. Он лежал, выдвинувшись вперед, в небольшом, заросшем душистым изеном распадке и после каждого неудачного выстрела длинно ругался.

Услышав шорох у себя за спиной, Абен оглянулся и неожиданно увидел подбегающую Санди. Лицо ее разрумянилось, черный шерстяной платок сбился на шею, колени были испачканы глиной.

— Ты что? — подскочил к ней Абен. — Кто тебе позволил выйти из лагеря?..