Колодец

— Как ночной сторож. И теперь… У вас есть кот?

— Конечно, а кто же мышей пугать будет? Недавно золовка привезла молоденького.

— …и теперь могу обеспечить рыбой не только Шашлыка, но и вашего кота.

— Значит, у нас нешуточный улов, — сказала она и засмеялась.

Как и в первый вечер, смех преобразил ее лицо, оно сразу ожило, помолодело; глядя на нее, хотелось улыбаться. На ней были, как и тогда, джинсы и блузка.

— Синеглавки, которых я накопал под клетью в поте лица, не пользовались успехом.

— Что это такое?

— Синеглавки? Дождевые черви.

Корове надоело стоять и глазеть на Рудольфа. Лязгая цепью, она вышла на берег и двинулась к ольховым кустам, где трава тучнее, и стала жадно щипать. Щенок сел, почесал за ухом, потом вскочил и давай носиться по лугу, ловя что-то, обнюхивая. Держа в руке цепь, Лаура стояла босая у воды на мокром, словно утрамбованном песке, и водная гладь в неярком, сером свете дня отражала ивы, ольховые кусты, мостки и ее фигуру. Рудольф спохватился, что глупо сидеть так, глядя на берег, пора уезжать, но руки не хотели браться за весла, которые мокли в стеклянной воде по обе стороны лодки. Корова щипала траву и отходила все дальше. Цепь натянулась, и Лаура сказала:

— Ну, мне пора.

Миновала прибрежную полосу, оставляя следы на сухом песке, и пошла за коровой. К Лауре подбежал щенок и, путаясь под ногами, затрусил рядом. Когда она скрылась из виду, Рудольф наконец очнулся и стал медленно удаляться, не сводя глаз с Томариней, но и они постепенно проплыли мимо, только труба дымилась еще над деревьями.

Возвратившись в Вязы, он залез на сеновал, но сна точно не бывало, он лежал бодрствуя, как и ночью в лодке. Под ним шуршало сено. На дворе слышался голос Марии. Говорила ли она с Эйдисом, с курами или сама с собой, было не ясно. Звуки доходили приглушенно и, в общем, не мешали. Перед закрытыми глазами немо качались колокольчики донок… Желтым клубком по зеленой траве катился щенок… Дым вился кверху, вился и рассеивался…

Его разбудила Мария, крикнув снизу, что к нему пришел гость. Рудольф вскочил, не представляя себе, долго ли он спал, но чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. «Сейчас иду!» — отозвался он и стал быстро одеваться. Сквозь люк глядело ленивое бледное послеобеденное солнце. На сеновале было душно, как в бане. Одевшись, Рудольф посмотрел вниз, — задрав короткий нос, на него глядел Марис.

— Ты?

— Я! — радостно откликнулся мальчик. — Ты всегда там спишь? — полюбопытствовал он.

— Всегда.

— И зимой?

— Зимой нет, — ответил Рудольф, спускаясь по лестнице, — Не то в один прекрасный день я превратился бы в сосульку.

Во дворе не было ни ветерка, стоячий воздух тяжело и глухо, точно колпаком, накрыл землю. Марис был в одной майке и пестрых плавках.

— Смотри-ка, у тебя модные трусики, — сказал Рудольф, — цветастая ткань у мужчин как раз входит в моду.

— Это Зайгины трусы, — откровенно признался Марис. — Они малы ей. Рудольф!

— Да?

— Я принес тебе подарок.

— Да ну! — На сей раз привязчивое восклицание вырвалось у Рудольфа.

Мальчик кивнул, его глаза блестели от радости.

— Подожди, сейчас притащу, — весело крикнул он, забежал за угол, появился с ржавой консервной банкой, приоткрыл по дороге крышку, с любопытством заглянул вовнутрь, и Рудольф увидел, как лицо мальчика сразу погасло.

— Что там такое?

— Они… они умерли, — мрачно сообщил Марис.

Рудольф взял у него банку. Сперва показалось, что она пустая, но, когда он встряхнул ее, стали видны пять-шесть залипших песком, недвижимых червей.

— Ты, наверное, держал их на солнце, — догадался Рудольф.

— Не знаю, — растерянно сказал Марис. — Я нашел их, когда бабушка копала картошку.

— Червей надо посыпать мокрой землей или положить им кусочек дерна. Тогда они живут долго.

— Да? — проговорил мальчик. — Как же ты теперь будешь ловить рыбу?

— Накопаю новых. Вон там, в крапиве.

— Я помогу тебе, — тут же вызвался мальчуган.

— Надолго тебя ко мне отпустили? — догадался спросить Рудольф.

— Меня? К тебе? — переспросил Марис и, подумав, ответил: — Ну так… средне…

— Мама просила вернуть лодку?

— Лодку? Мама? Нет, не просила… Она завтра поедет в город автобусом. Ты знаешь конфеты «Буратино»? Ну, знаешь?

— Знаю.

— Она мне привезет «Буратино!» — с торжеством объявил мальчик, выжидая, какое впечатление произведет эта новость.

— Жалко, что я из Риги ничего тебе не привез. Но я ведь не знал, что ты есть.

Карие глаза ребенка смотрели на него удивленно, растерянно: чудно просто — Рудольф не знал, что он, Марис, есть на свете.

— Правда? — после короткого молчания недоверчиво переспросил мальчик и коснулся руки Рудольфа.

— Правда, — улыбнулся тот. — Странно, да?

Марис энергично кивнул.

— Это хорошо, что ты надумал прийти, но чем бы нам с тобой заняться? — сказал Рудольф. — Может быть, сходим искупаемся? Ах да, тебе же, дорогой, нельзя!

— Да ну! — беспечно откликнулся Марис.

— Хватит и того, что ты босиком носишься. А ну, покажи-ка ступню!

— Только ты… — как и в прошлый раз, предупредил Марис.

— Да нет, честное пионерское! Все-то ты меня подозреваешь. Давай ногу… Не дергайся ты так! Мне же ничего не видно.