Колодец забытых желаний

Татьяна Устинова Колодец забытых желаний

«.,.О, как много попыток, как

мало проку. Это значит, придется

мне вам и вашему королю в сотый

раз показывать этот фокус. Запускать

во вселенную мелкую крошку

из ваших тел, низводить вас до статуса

звездной пыли. То есть можно

подумать, что мне приятно. Я не

хотел, но не я виноват, что вы все

забыли! Раз-два-три. Посчитать

расстояние по прямой. Небольшая

вспышка в точке прицела. До чего

надоело, господи боже мой. Не

поверишь, боже, как надоело».

Дмитрий Быков. Двенадцатая баллада

***

Глухим звоном, как из подполья, вдруг зашелся телефон, и Василий Дмитриевич, пробормотав: «Простите великодушно, юноша», проворно потрусил в полумрак, куда не доставал желтый свет лампочки.

Олег неторопливо перевернул икону и взглянул на нее с обратной стороны, хотя все равно ничего особенного не высмотрел бы — в иконах он совсем не разбирался. Но именно в этой была какая-то странность, причем не простая, а радостная странность, иначе он не мог ее определить. Лик был светел, и от него не хотелось отводить глаз. Олегу вдруг подумалось, что радость исходит именно от лика. Пожалуй, он даже чувствовал ее, как тепло.

Удивительно.

В пахнущей пылью и мышами глубине что-то стукнуло, по-немецки пробормотали: «Atzend» (дурак, козел), телефонные трели оборвались, и Василий Дмитриевич сказал солидно:

— У аппарата.

Собственно, Олегу ничего не было нужно, и зашел он просто так. Он любил старика, а тут вдруг среди бела дня оказался на Фрунзенской набережной, как не зайти!.. Прислушиваясь к разговору и по опыту зная, что беседа может затянуться очень надолго, Олег аккуратно поставил икону на богатый секретер, который он на глаз определил как недурную подделку под модерн, и стал пробираться к выходу.

На пути ему попались китайские вазы, «Ундервуды», два дивных портрета — на одном прекрасная дама на летней веранде, глаза возведены к небу, в пухлых руках груда незабудок, а на другом Сталин в окружении колхозной детворы, — несколько парчовых кресел с вытертой обивкой, напольные часы без стрелок, как пить дать из салона Анны Павловны Шерер, и еще много всякого разного, в чем он так любил копаться, когда у него было время!..

Он дошел почти до заваленного бумагами и всяким старьем письменного стола, за которым обычно сидел Василий Дмитриевич и читал под зеленой лампой толстую засаленную книгу, помедлил и оглянулся на поддельный модерн с оставленной иконкою.

Нужно забрать, вдруг сказал кто-то у него в голове. Забрать и отдать кому-нибудь, кто понимает, чтобы посмотрели и оценили. А вдруг это подлинник?..

— Голубчик вы мой, — бормотал за ширмой Василий Дмитриевич, — да где же я вам возьму второй точно такой же?! Этому торшеру черт знает сколько лет, черт знает сколько!.. А плафон я вам заказал, заказал, голубчик! Вася к среде не обещал, но сказал, что на следующей неделе уж точно!.. Нет, нет, и супруге вашей передайте, что плафон будет в точности… Да где же мы с вами достанем второй?! Нет, я очень уважаю вашу супругу, но где же?!

Олег сунул руки в карманы джинсов, пошевелил там пальцами, вынул и еще раз оглянулся на икону.

Да. Странно.

…или на самом деле забрать?

Зачем? Он ничего не понимает в иконах, и даже специалистов никаких не знает!..

У порога звякнул меланхоличный колокольчик, проскрипели замороженные петли тяжелой двери, и по каменному полу пропекали каблучки.

Девушка сощурилась в полутьме, поизучала его, улыбнулась и сказала негромко:

— Привет.

— Привет, — согласился Олег.

— Я пришла, — объявила девушка, — как договаривались, после двух!

— Я рад, — сказал Олег, не найдя ничего лучшего.

Она поводила головой, разматывая шарф, локоны падали ей на щеки, и она досадливо смахивала их рукой в перчатке.

— Ужас, — воскликнула она, сняв шарф, — ну и мороз!.. Градусов триста!

Она сунула шарф ему в руки, и он его принял, а девушка стянула перчатки и протянула ладошки к раскаленному рылу допотопного рефлектора, который среди прочих нужных вещей был помещен на столе у Василия Дмитриевича.

— Тепло, хорошо, — сказала она весело. — А как вас зовут?

— Олег Петрович.

От ее шарфа пахло духами и улицей, и мех щекотал ладонь, и Олег никак не мог придумать, куда бы его деть.

— Значит, Олег, — подытожила девушка. — Называть вас по отчеству я не буду. А мое имя Виктория.

Олег не понял, почему она не будет называть его по отчеству, хотя именно так его называет большинство знакомых, но слегка поклонился.

— Ну, показывайте! — велела Виктория. — Я так давно жду! Вам ведь наверняка Василий Дмитрич оставил все инструкции. Кстати, а где он сам?..