Коллектор (ЛП)

Ее темные волосы собраны в низкий конский хвост, а челка перекинута через лоб, на который она всегда жаловалась, что он слишком большой, на что мой отец отвечал, что он идеально подходит для поцелуев. Успеваю мельком увидеть ее желтую блузку и белые брюки, прежде чем их прячет под собой шуба. Ее губы накрашены ярко-красным, но в остальном она не накрашена. Она выглядит… выглядит… вроде как счастливой, как будто у нее не самый плохой день в ее жизни. Это раскалывает мое сердце на части. Я хочу, чтобы она была несчастной из-за того, что меня больше нет.

Мозг посылает сигнал телу, приказывая ему съежиться и спрятаться.

«Не показывайся ей на глаза», — говорит он.

Мое сердце, с другой стороны, говорит мозгу отвалить. Оно кричит, чтобы я перебежал через улицу, размахивая руками и крича: «Мама, смотри! Я здесь! Я тебя не бросил!»

Мама перекидывает через плечо зеленую сумку от «Прада», спускается по лестнице и идет по тротуару с таким видом, будто собралась на ранний ланч. На мгновение замираю, не понимая, что она делает. Она должна была вызвать такси. Моя мать никогда в жизни не ходила пешком. На самом деле, я совершенно уверен, что она избирательно калека.

Я встаю и иду за ней. У нее длинные ноги и она быстро идет, но я легко ее догоняю. Через десять минут мама сворачивает на соседнюю улицу, где полно ресторанов, куда она никогда бы не вошла, так как у них нет пяти звезд.

Женщина переходит улицу, и я замечаю, что ее шаги становятся более легкими и торопливыми, как будто ей не терпится попасть туда, куда она идет. Перед ней на красном брезенте, нависающем над тротуаром, белым курсивом написано слово «Каппелло». Она проходит под ним… и тут я вижу его.

Мужчина намного выше моей матери заключает ее в объятия. Он целует ее в щеку. Это не быстрый поцелуй. Быстрота подразумевает неформальность, возможно, старых друзей. Но его губы задерживаются.

И у меня возникает внезапное, детальное видение того, как я надираю его внушительную задницу.

Глава 37

Пробуждение

Моя мама и придурок идут к стойке администратора, расположенной прямо у входа. Они обмениваются парой слов, и мама указывает на столик у входа. Придурок кивает. Должно быть, он недостаточно хорошо ее знает, иначе уже предвидел бы это. Может быть минус пятьдесят градусов или дождь из кишков, но мама все равно будет настаивать, чтобы занять столик на улице.

«Так мы можем наблюдать за людьми».

«Нет, мама, чтобы люди могли смотреть на тебя».

Пара устраивается за круглым столом с красной клетчатой скатертью. В центре стола стоит позорный предмет — невзрачная вазочка с недоцветами. Придурок тянется через стол, берет маму за руку, проводит большим пальцем по костяшкам ее пальцев, и она склоняет голову набок и улыбается. Это приятная улыбка, и я почти купился на ее искренность. Но что-то не так. Эта улыбка не такая как те, что мама приберегала для моего отца. До меня доходит: ей нравится этот парень… но не так, как отец.

Осознание этого заставляет мышцы моей груди расслабиться впервые с тех пор, как я приехал в Чикаго.

У мамы есть парень, которого я терпеть не могу. Но она его не любит.

Остаюсь на улице и смотрю, как мама и придурок делят брускетту и спагетти. Интересно, когда мама начала есть углеводы, потому что насколько я помню, она ставила их в один ряд с искусственной кожей и насильниками.

Когда приносят счет, придурок платит, и мама делает вид, что благодарит его, как будто она не бросила бы его задницу, если бы он этого не сделал. Парень встает и помогает ей подняться, и мне удается хорошо его рассмотреть. Он почти такой же высокий, как я, но немного худее. Его глаза посажены слишком далеко друг от друга, а темные волосы взъерошены до самой макушки. Все в нем говорит о военном — от жесткой манеры двигаться до строгости костюма. Предполагаю, что он был командиром или сержантом.

Вместе они переходят улицу и направляются ко мне. Отступаю и позволяю им пройти, затем следую за ними вплотную. Похоже, они возвращаются в дом моей мамы. Для чего я не знаю…

«О, нет. Нет. Он идет к ней домой в середине дня. Он собирается попробовать и… и…»

У меня сводит желудок.

«Здравствуй, темнота, мой старый друг».

Как будто ожидая увидеть автомобильную аварию, я продолжаю следовать за ними, шаг за шагом подстраиваясь под их темп. Придурок и мама останавливаются у ее особняка, и я мысленно возношу молитву давно забытому Богу.

«Не позволяй ему войти, мама. Не делай этого».