Коллапсис

– Нет! Нет! Нет! Не бросай меня снова! Брат, где ты? Скажи хоть слово! – взревел младший Делрой и заёрзал как распластанная лягушка. Он тянул руку к пустоте и не знал, что в рот Никку засунули кляп и, повалив на пол, скрутили в смирительную рубашку; что старший брат беспомощно, мыча и плача, наблюдал, как Эрик хватается за пустоту, стеная и умоляя, чтобы брат взял его за руку. Укол в шею, и Никка поглотил навязанный ненавистный для всех пациентов Медитокса сон.

Эрик поднялся с трудом, не с первого раза, и, боясь вновь потерять равновесие, навалился на решётку, прислонившись к прохладным прутьям лбом. Тяжело дыша, он вслушивался в громкую тишину, уловить хоть один источник шума. Вот он. Шаги. Кто-то приближался к его палате.

– Никк? – с надеждой позвал он.

– Никка здесь нет, и никогда не было, – промолвил некто завораживающим, глубоким голосом с хриплыми нотками.

Эрик сжал прутья, заскрипев зубами, и разгневанно воскликнул:

– Он был здесь! Я слышал его голос! Я чувствовал его!

– Это твоё воображение, Эрик. Ты принимаешь желаемое за действительное, ты сам усугубляешь свою болезнь, терзая себя наивными мечтами.

– Ты врёшь мне, Брайен! Никк был здесь! Я знаю это!

Из тени вышел мужчина, высокий и статный, слегка сутулый под гнетом невидимой ноши, которую таскал за собой в виде бесчисленных невзгод, что оставили следы в виде едва проступающих морщин. Светло-русые волосы уложены назад, открывая уставший взгляд голубых глаз, что взирали на Эрика с сочувствием. Держа руки в карманах медицинского халата, он остановился на расстоянии, достаточном, чтобы Эрик не смог дотянуться до него.

– Твой брат бросил тебя, Эрик, упёк в психушку, и наслаждается жизнью, свободной от тебя.

– Ты лжёшь! – всхлипнул Эрик, медленно оседая на колени.

– Это правда. Правда, которую ты сам не раз рассказывал мне. Я тебя понимаю, я всё помню. Боль от неразделённой запретной любви. Боль от утраты близких людей. Боль от предательства родного человека. Боль от унижения. Боль от боли. Но не волнуйся, я знаю, как помочь тебе. Я вылечу тебя так же, как меня вылечил он.

Щелчок замка и последовал свирепый скрип заржавевшего механизма. Эрик попятился от этой устрашающей мелодии, которая служила репризой к началу лечения. Подхваченный за шкирку, как безвольный котёнок, Эрик упал на койку, куда его бросил Брайен Фейбер.

Человек, что, как неуловимая тень, блуждал по клинике, никем не замечаемый, но всеми известный.

Фейбер приковал Эрика к койке ремнями, распяв руки в стороны, уронил на стол набор для лечения, который всегда носил с собой. И, как гурман не знающий, какое блюдо выбрать, перебирал медицинские инструменты, в руках больной души которые могли стать орудием пытки.

– Пожалуйста, – Эрик жалобно всхлипнул, шумно втянув носом влагу. – Не надо, нет, нет, нет! – и задёргался как в припадке эпилепсии.

– Боль – путь к просветлению. Только приняв боль, можно перебороть страх, с которым ты живёшь. Лишь примирившись с болью, можно излечиться. Я не смогу вылечить тебя, пока ты не перестанешь бояться.

Натянув перчатки, Брайен присел рядом с койкой. Когда он дотронулся скользкой, как змея, рукой до ладони Эрика, Делрой дёрнулся будто через него пропустили ток, и закричал раньше, чем лезвие скальпеля впилось под ноготь, пробираясь под пластину.

– Всё в порядке, Рэймонд, это всего лишь тело, оно заживёт в отличие от души.

– Я не Рэймонд! – истошный вопль заполнил коридор, где утихла сигнализация.

– Только пройдя путь, через который прошёл я, мы сможем достичь понимания. И ты осознаешь, что изначально болен был ты, а не я.

– Я не Рэймонд! Хватит! Прекрати!

– Только ненормальный человек способен отправить своего брата в психушку, внушив ему, что это работа, а не принудительное лечение. Твоё высокомерие и гордыня – твои симптомы, а не достоинства. Вы считали, что всё продумали. Но вы не знали, что всё это время со мной был он. Мой щит и меч.

Медленно и осторожно, с особым тщанием Брайен отрезал первую пластику, выбросив её в заранее приготовленный кювет. И промокнув скальпель в чистой воде, поднёс к указательному пальцу. Пропахшую сыростью простынь пропитала кровь, струящаяся из изувеченной руки. Скальпель разрезал тонкую кожу под отросшим ногтем, алая капля упала в серую бездну, что раскрыла невидимую пасть для подношения.

* * *

Чёрное перо медленно оседало в свете мигающих операционных ламп. Лампы моргали, как мигает больной, отгоняющий фантасмагорические видения. Перо повисло в воздухе, но Никк знал: время в сером мире замедленно. Скучно-серый мир, который описывал Дэниел, менялся, постепенно окрашиваясь в благородно алый. Операционная лампа скрутилась в жгут, представ луной на бескрайнем небе, плачущем вязкой капающей на лоб кровью. Перо легло на раскрытые в немом крике губы, проникло внутрь, растаяв горькой смолой. Она заполнила рот, не позволяя сжать зубы – смола застывала, так что не вдохнёшь полной грудью.

– Сколько ставить вольт?

Голоса – помехи сломавшегося телевизора, – искажённые и тихие, как шёпот соседа за стеной палаты.