Колдунья из Даршивы

— Ага, — кивнул Дарник. — Она должна это знать, верно? — Кузнец повернулся к остальным. — Тоф говорит, что Белгарат, Пол и Гарион могут путешествовать, приняв другие обличья. Темнота не станет большой проблемой для пары волков и совы.

Белгарат задумчиво потянул себя за мочку уха.

— Пожалуй, это возможно, — сказал он Белдину. — Таким образом мы могли бы избежать нежелательных встреч. Солдаты не любят передвигаться в темноте.

— Но они выставят часовых, — заметил горбун.

— Гарион, Пол и я без труда их разглядим и поведем вас в обход.

— Это замедлит продвижение, — сказала Бархотка. — Мы не сможем скакать галопом, и нам придется объезжать каждого часового, который попадется на пути.

— Знаете, — вмешался Шелк, — я вот сейчас немного подумал, и эта идея кажется мне теперь не такой уж плохой. Она даже начинает мне нравиться.

— Ты всегда любил красться в темноте, Хелдар, — усмехнулась Бархотка.

— А ты нет?

— Ну… — Она снова улыбнулась. — Полагаю, да, я ведь тоже драснийка.

— Это отнимет слишком много времени, — возразила Сенедра. — Сейчас мы лишь ненамного отстаем от Зандрамас, но если мы будем мешкать, она снова вырвется вперед.

— Не вижу иного выхода, Сенедра, — мягко указал ей Гарион. — Если мы попытаемся пробиться через Ренгель напрямик, то рано или поздно столкнемся с таким количеством солдат, что уже не сможем с ними справиться.

— Ведь ты чародей, — сердито сказала она. — Ты мог бы взмахнуть рукой и прогнать солдат с нашего пути.

— Всему есть предел, Сенедра, — покачала головой Полгара. — И Зандрамас, и Урвон наводнили весь регион гролимами. Если мы станем так поступать, то все в Ренгеле будут точно знать, где мы находимся.

Нижняя губа Сенедры задрожала, а глаза наполнились слезами. Она повернулась и с плачем побежала по дороге.

— Иди за ней, Гарион, — сказала Полгара. — Попробуй ее успокоить.

Остаток дня они провели в роще, примерно в миле от дороги. Гарион попытался заснуть, зная, что предстоит бессонная ночь, но через час оставил бесплодные попытки и начал беспокойно бродить по лагерю. Он разделял нетерпение Сенедры. Сейчас они находились недалеко от Зандрамас, а если ночью им придется замедлить темп, то они снова отстанут.

На закате путники снялись с лагеря и стали ждать, когда наступит полная темнота.

— Кажется, я обнаружил в плане погрешность, — сказал Шелк.

— Какую? — спросил Белгарат.

— Мы нуждаемся в Шаре, чтобы следовать за Зандрамас. Но если Гарион превратится в волка, Шар ведь не сможет сообщать ему, каким путем надо двигаться, верно?

Белгарат и Белдин переглянулись.

— Не знаю, — признался Белгарат. — А ты?

— Понятия не имею, — ответил Белдин.

— Ну, есть только один способ это узнать, — сказал Гарион.

Он передал Дарнику поводья Кретьена и отошел подальше от лошадей. Мысленно представив себе образ волка, он стал фокусировать на нем свою волю. Как всегда, Гарион почувствовал, как его телесная оболочка словно растаяла, обретая новые формы. С минуту он просидел на корточках, убеждаясь, что все в порядке.

Внезапно его нос учуял знакомый запах. Он повернул голову и посмотрел назад. Там стояла Сенедра, расширив глаза и прикрыв рот ладонями.

— Это все еще т-ты, Г-гарион? — запинаясь, спросила она.

Гарион встал на четыре лапы и встряхнулся. Он никак не мог ей ответить. Человеческие слова не соответствовали волчьей пасти. Вместо этого он подбежал к Сенедре и лизнул ей руку. Она опустилась на колени, обняла его за шею и прижалась щекой к его морде.

— Ох, Гарион! — с удивлением произнесла Сенедра.

В приливе озорства он облизал ей лицо от подбородка до волос. Его язык был длинным и влажным.

— Перестань! — прикрикнула Сенедра, невольно улыбаясь и пытаясь увернуться от волчьих нежностей.

Гарион ткнулся холодным носом в ее шею. Она отпрянула. Тогда он повернулся и побежал к дороге, чтобы взять след. Задержавшись в кустах, Гарион навострил уши и принюхался, чтобы определить, нет ли поблизости чужих запахов. Потом он выполз на брюхе на середину дороги.

След был на месте, хотя и не совсем такой, как прежде, — острый нюх подмечал небольшие отличия. Гарион ощутил странное удовлетворение и едва удержался, чтобы не поднять морду и не испустить торжествующий вой. Он побежал назад к опушке, где прятались остальные, испытывая поразительное чувство свободы. Почти с сожалением Гарион принял обычный облик.

— Ну? — осведомился Белгарат, когда он подошел к ним в сгущающихся сумерках.

— Никаких проблем, — ответил Гарион, стараясь говорить небрежным тоном. Он сдержал усмешку, зная, что бесцеремонные манеры дико раздражают его деда.

Белгарат посмотрел на своих спутников.