Колдунья-индиго

В общем, не пришелся к полицейскому двору Пригорюныч, порицали его коллеги. И вот это-то как раз очень справедливо! Ведь подобных типов еще в девятнадцатом веке устами своих, и не только своих, но и многих других литераторов, положительных героев, разоблачил другой талантливый поэт. Эти положительные герои так прямо и сказали зарвавшемуся маршалу: «Ты не рожден для дикой доли…» Мол, слишком много воли захотел! Но в отличие от отщепенца Алеко, изгнанного из здорового этнического сообщества (а какого — не скажем, потому что мы-то чтим все законы без исключения), Горюнова из органов не уволили. В отделе Медведева, как и во всех прочих отделах, где сотрудники ежедневно рисковали жизнью, ощущался большой дефицит кадров, а Пригорюныч сыскарем был не из последних. Да что там говорить! Если хочешь добиться приличной раскрываемости, примешь на работу не только завирального нытика Горюнова, но даже и самого Робин Гуда, если он изловчится получить российское гражданство. И будешь его терпеть, скрепя сердце, по крайней мере до тех пор, пока он не покатит телегу на самого шерифа Шервудского леса и прилегающей к лесу губернии. Тогда, понятно, его сожрут и костей не выплюнут.

Панов не уклонялся от участия в подобных назидательных собеседованиях и со своей стороны тоже пытался повлиять на Горюнова в надежде укротить его длинный язык:

— Говорить в таком тоне о законе и государстве для работника правоохранительных органов просто недопустимо! И мы все-таки вычерпываем криминал, пусть даже решетом и дырявым ведерком. А если бы и того не было? Если бы закон и государство не функционировали вовсе? Представляешь, что бы тогда творилось? Перефразируя слова одного известного политического деятеля, скажу тебе так: другого государства и другого закона у властной элиты для нас нет. Придется жить в том государстве, какое есть, и исполнять существующие законы. Потому что беззаконие вреднее любого, даже самого безмозглого законодательства.

— Ладно, я не стану употреблять всуе святые для тебя слова: закон, государство, правопорядок, а спрошу просто и без затей: ты хочешь жить и работать в обстановке очумелого бестолковья или действовать свободно, в соответствии со своим желанием, разумением и совестью?

— Странный вопрос! Разумеется, я выберу второе, — пожал плечами Панов.

— Вот и я не хочу зависеть ни от чьего очумелого или обалделого мнения, — пытался поймать его на слове Горюнов.

— Я тоже устал от государственного бюрократического бедлама, — отчасти соглашался с другом Панов. — Но какова альтернатива? Прислуживать частному тугому кошельку ничуть не лучше.

— Нет, я сам хочу стать хозяином своей судьбы! Уверен, что смогу быть удачливым предпринимателем и многого в жизни добиться. Но только без больших денег нынче никуда не сунешься. Эх, с моей бы энергией да заиметь при том еще и начальный капитал! — этим надсадным стоном закончился их разговор, так как Панову надоело дальше толочь воду в ступе.

Заиметь начальный капитал! Легко сказать! А откуда? Честному, законопослушному гражданину, да еще и бюджетнику, денег взять неоткуда, а на неблаговидные дела они оба никогда не пойдут, Панов в этом был твердо уверен. Только старший товарищ, наставник Панова и постоянный поучатель Горюнова не разделял до конца эту его уверенность и иногда от чистого сердца советовал Глебу не поддаваться на завиральные подначивания опасного приятеля.

— Конечно, Горюнов — сыскарь от Бога, — объективно признавал профессиональные качества доморощенного диссидента долгожитель правоохранительных органов, — но помяни мое слово: втянет тебя Пригорюныч в неприятную историю.

Как в воду глядел ветеран… Но тогда Панов не прислушался к мнению старшего товарища. Может, оттого, что и сам любил пофилософствовать и единственный, кто не отказывался рассуждать вместе с ним на отвлеченные темы, был как раз Горюнов. Благо, особенности их профессии иной раз предоставляли время для неспешных рассуждений:

— Я так понимаю, — Панов задумчиво возвел очи горе, провожая взглядом проплывающее по синему небу одинокое белое облачко, — все люди делятся на две категории: на идеалистов и на прагматиков. Это, конечно, грубая схема, не включающая нюансы. Но прагматик часто не склонен думать о чем-то, не связанном с конкретной пользой для него лично и его близких, а интересы общества, государства и так далее значат для него не очень много или совсем ничего. Идеалист живет идеей, можно сказать, интересами общества…

— Только при этом понимает интересы общества по-своему и иной раз весьма своеобразно, — ехидным тоном уточнил Пригорюныч.