Колдунья-индиго

Но, несмотря на все эти потаенные сожаления, треволнения и переживания, в представлении отца семейства в доме царили тишь да гладь да божья благодать. Нелли ни в коем случае не хотела нарушать семейную идиллию сварой с и так уже осатаневшей от Дэнова садизма скандальной падчерицей, поэтому, внутренне ужаснувшись ее безумному намерению разместить кошачье-собачий погост на территории усадьбы, внешне свои негативные эмоции никак не проявила. Напротив, отметила, что мемориальное кладбище для друзей человека — это замечательная задумка и она ее всецело поддерживает. Есть только одно «но»: негоже отводить под такое благое дело всего лишь одну полянку, и даже целого поместья для него маловато. Нужна территория повнушительней, чтобы соответствующие по размеру грандиозные надгробья лучше смотрелись. Нелли соглашалась на дурь падчерицы с легким сердцем. Она была уверена, что муж этим же вечером не оставит камня на камне от гипотетических траурных монументов и развеет всю эту похоронную химеру в прах. На то он и родной отец: может позволить себе в разговоре с дочерью любую резкость. А мачеха останется от скандала в стороне, с нее и взятки гладки…

Юлия приняла ободряющие слова Нелли Григорьевны за чистую монету, согласилась, что выбранная ею поляна для погоста маловата, и уже окидывала реформаторским взглядом всю перспективу поместья, представляя, видимо, как помпезные кошачьи и собачьи захоронения будут смотреться под окнами особняка. Но потом вздохнула и с сожалением предположила, что отец, пожалуй, не совсем одобрит идею размещения мемориала в непосредственной близости к дому. «Еще как не одобрит! — согласилась в душе с падчерицей Нелли. — Не только не одобрит, он еще всыплет тебе по первое число за все твои бредовые выдумки!» Но вслух поспешила заверить падчерицу, что она в любом случае поддержит ее прекрасную (мысленно — ужасную) идею.

Как Нелли предполагала, так и случилось. Никандров зарубил предложенную дочкой новаторскую реформу поместья на корню, а самой реформаторше постучал костяшками пальцев по лбу, а затем ими же — по подлокотнику кресла, и отметил, что звук одинаковый. Вообще-то Юлия родительскую власть признавала и отца даже побаивалась, но в этот раз нашла коса на камень. Трагическая гибель Клеопатры выбила ее из наезженной колеи отцепочитания, и она съехала с катушек прямехонько в оппозиционный кювет. Никандровский особняк вдруг снова превратился в филиал Содома и Гоморры: слезы, истошные вопли, истерики, угрозы покончить с собой…

Никандров за семь лет последнего брака отвык от нештатных домашних ситуаций, но относил семейное благополучие исключительно на счет собственного правильного мужского воспитания детей. И как это обычно бывает, приписав чужие, педагогические в данном случае, лавры себе, почил на них, расслабился и потому не смог противостоять бунтарскому напору угнетенного детства. Сложилась классическая революционная ситуация, когда низы хотят реализовать свои несбыточные мечтания, а верхи не готовы дать им достойный отлуп. В таких случаях любая власть делает вид, что идет на компромисс, в надежде охмурить протестующие массы. И этот финт ушами власти обычно удается, ведь от одной из двух сакральных российских бед мятежному населению никуда не деться. Семейная деспотия в лице Никандрова ничем не отличалась от любой другой власти. Дороги в поместье были в полном порядке, и отцу семейства оставалось использовать лишь вторую особенность чисто российского менталитета любимой дочери.

— Выделить ей, что ли, под ее бредовый проект клочок земли в самом дальнем углу поместья размером десять на десять метров? — сказал он жене, глядя на Юлию, изображающую из себя фонтан слез. И, понизив голос, почти шепотом добавил: — Там у пионеров как раз когда-то была помойка…

Нелли поняла, что нужно срочно спасать положение. В отличие от мужа, она была уверена: если цепкой падчерице позволить зацепиться даже за край поместья, хоть за бывшую помойку, можно не сомневаться, что вскоре памятник какой-нибудь убиенной кошке появится и под окнами ее будуара.

— Нет, нет, — возразила она мужу в полный голос. — Клочок земли — это не годится. Тут нужен простор, должны открываться широкие перспективы. Я слышала, что не так далеко, километрах в пяти-шести, местной администрацией выставлен на торги обширный участок бывшего заповедного леса. Лес, понятно, уже вырублен, и образовавшееся на его месте широкое поле теперь как будто самой природой предназначено для устройства величественного мемориала. Остается только выкорчевать пни. Мне известно, какова будет максимальная цена этого участка на аукционе, плюс, разумеется, необходимые неофициальные доплаты, и я, со своей стороны, готова выделить часть требуемой суммы.