Колдунья-индиго

Она успела снять только блузку, когда раздался выстрел и крик Никиты. Юлия пыталась помочь раненому, а может, уже и убитому, но, когда выстрелили и в нее, так испугалась, что перестала что-либо соображать, и о последующих событиях помнит смутно. Но очень благодарна Панову за свое спасение: нога у нее запуталась в стремени, и если бы не его помощь, она наверняка вывалилась бы из седла и лошадь потащила ее головой по земле… И еще она признательна Глебу за ветровку и возвратит ее вскоре с благодарностью. В жизни ей часто приходилось разочаровываться в людях, а от мужского племени она изначально не ждала ничего хорошего. И как же приятно ей сейчас признать свою ошибку! Есть, есть еще настоящие мужчины — Рыцари с большой буквы! Она интуитивно почувствовала это еще при их первой встрече, когда Глеб охотно согласился погулять с Усладой и Русланой и собачки сразу к нему потянулись. И Юлия опять стала горячо благодарить Панова, но теперь почему-то не только от себя лично, но и от лица Услады, Русланы и всех их мохнатых, хвостатых и зубастых соотечественниц и соотечественников России. Или в этом случае следует говорить «от морд»? В заключение своей пылкой речи Юлия снова назвала Глеба «Рыцарем с большой буквы», а также «рыцарем без страха и упрека».

Некоторую сумбурность Юлиного монолога Глеб отнес на счет девичьего смущения и застенчивости, и это еще выше поднимало Юлию в его глазах. Согласитесь, смущающаяся и застенчивая девушка (это в наше-то модерновое время!) дорогого стоит! Глеб вдруг ощутил необыкновенное сердечное волнение, словно его то возносило под облака, то опускало на дно морское. «Вот в таком состоянии охваченные любовным безумием мужики и начинают говорить стихами», — промелькнуло у него в голове.

И точно, живи он в восемнадцатом веке, наверняка бы выдал что-нибудь вроде: «Богоподобная царевна Киргиз-Кайсацкия орды…» Тем более что охрана Никандровых вкупе с прочей челядью вполне тянули на приличных размеров орду, разве что не киргиз-кайсацкую. А когда дева красоты и скромности возвела его в сан рыцаря, пановская голова совсем пошла кругом и над ней окончательно сомкнулись бурные волны, не совсем морские, но зато амурские. Только пузыри пошли по поверхности… Само собой, имеется в виду не дальневосточная река, чьи волны источают запах китайского фенола, а волны романтического сиреневого тумана, напускаемого богом возвышенной любви на заболевших нежной страстью индивидуумов. Амур полноправно царил в душе Глеба и, подобно модному блатному архитектору, беспрепятственно возводил там прекрасные воздушные замки. Меж этих великолепных сооружений, с любимой женой, нежно прижимающейся щекой к его плечу, он идет по усыпанной желтым песочком дорожке, среди цветов и душистых трав, и везет детскую коляску с двумя очаровательными крошками… Нет, крошки, мальчик и девочка, уже подросли и держатся ручонками за папины брюки и мамину юбку, а в коляске гулькает еще одна голубоглазая девчурка, ужасно похожая на маму, или мальчуган, тоже голубоглазый… А бог плотской, приземленной любви Эрот притулился где-то в самом темном углу его души и завистливо смотрит на триумф своего божественного конкурента.

В общем, пока Юлия превозносила благородного героя, своим примером реабилитировавшего мужское племя, а Амур, совместив воздушную архитектуру с вокалом, торжественной эпиталамой взывал к небесному коллеге: «О, Гименей! Бог Гименей!» — а бог законного брака Гименей исполнял соло на трубе марш Мендельсона, в задуренной любовью голове Глеба промелькнули все романтические иллюзии, какие только может напридумывать себе инфицированный нежной страстью молодой человек. Все бредовые мечты, в том числе опасные для психического здоровья самого мечтателя, побывали тут. «Пусть, пусть будет даже белая фата, — в стиле караоке прошептал про себя временно помешанный антропос. — Я на все согласен».

Прекрасные опасные мечтания Пана прервала Юлия, протянув мечтателю плотный конверт, который вынула из-под подушки. Глеб машинально принял это непочтовое отправление и сразу нащупал внутри пачку чего-то, предположительно бумажного. И тут сознание его странным образом расщепилось. Разумом он понимал, что получил законвертированную бяку, никоим образом не совместимую с прекраснодамско-рыцарскими отношениями. А сердце по инерции продолжало одурманивать его любовным бредом… Мол, Юлия тоже питает к нему нежные чувства и выразила их в любовном послании, возможно, даже в стихотворной форме. Судя по толщине бумажной пачки в конверте, там была целая любовная поэма, где вместо точек только строчки и все на букву «л». Глеб вскрыл конверт и убедился, что разум, как всегда, оказался прав.