Колдун с Неглинки

— Вообще-то да. — Он потянулся за крабовым салатом. Этери терпеливо ждала. — Иринович — это имя или фамилия?

Она беззвучно рассмеялась.

— Матчество! Да-да, так бывает. Степа Иринович — шорник Юго-Запада, Валя — его подмастерье. Сегодня они подали заявление в загс. Ну, Ноа ты уже знаешь. — Этери подмигнула шорнику Центрального округа через стол. — Он как будто не из этого мира, правда?.. И работает так же. Дальше — Адиль и Егор, Юго-Восточный округ. Когда Адиль стал шорником, там был бардак. Ведьмин погост, чертова мельница, вяз самоубийц… В Кузьминках. Нет, не слышал?

Мирон покачал головой. Он изучал взглядом симпатичного казаха, который что-то быстро набирал в телефоне. Рядом усталый хипстер закусывал пиво куриным крылом.

— Егор — инженер-проектировщик, женат, двое детей. Застрял в подмастерьях у Адиля, хоть ты тресни. Но ничего, выберется… Слушай, ваш Василий — точно человек?

Опустошив блюдо с селедкой под шубой, второй подмастерье Калерии прямо сейчас уничтожал стейк семги, кажется вместе с костями.

— Да, — сказал Мирон, невольно на него засмотревшись. — Д-да, конечно. А там… Чья-то дочь?

В дальнем углу, разложив на столе тетрадки, неуверенно выводила строчки пятиклассница. В началке Мирон носил такую же темно-синюю форму. Казалось, шум голосов над столом, музыка и запах салатов совсем ей не мешали, но, глядя на складку между ее бровей, Мирон ощутил внутреннюю дрожь: она не понимала задания. По тому, как размашисто она водила ручкой, часто зачеркивая, он догадался, что за почерк ее не хвалят. Ровный пробор между косичками светился белизной. Пальцы девочки, когда она отмеряла красную строку, дрожали.

— Ева, — сказала Этери. — Шорница Южного округа. Удивительно, что приехала, у нее в это время репетитор по математике…

— Может, помочь ей? Ну, с уроками.

— А! — Этери оглянулась на дверь. В зал как раз возвращался, покурив, светловолосый парнишка в косухе и с выбритыми висками. — Обычно помогает он. Это Никита. Косит от армии, недавно вышел из психиатрической клиники. Аспирант на психфаке.

С легким головокружением Мирон проследил за тем, как Никита взял у Евы тетрадь и стал переписывать задание — сам, левой рукой.

— Этери, — сказал Мирон, ковыряя салат. — Что я здесь делаю?

— Следишь, — ответили сверху. Стукнул отодвигаемый стул, и Мирон крепко пожал протянутую ему ладонь смуглой седой женщины. — Как и все мы.

— Жура! — воскликнула Этери. — Талдомский район. У Журы тоже нет подмастерьев, — пояснила она для Мирона, который смотрел не столько на женщину, сколько на огромный черный чемодан за ее спиной. — Где остановилась? Ты не отвечала на сообщения, и…

— Это ты не отвечала на сообщения, дорогая, — без тени укора перебила ее Жура. — Переночевала в вестибюле метро «Домодедовская», добрые люди не выгнали. Здесь у нас…

— Мирон Отдельнов, — улыбнулся Ноа, который внезапно оказался рядом. Мирон ощутил запах меда и спиртного. Ноа наполнил рюмку Журы и поднял свою. — Новый подмастерье Калерии из Ленинского. Коэффициент три.

— Что ж, умеет искать, ведьма.

Рюмки встретились у Мирона перед глазами.

— Что за коэффициент?

— Три, — хрустнула огурцом седая Жура. — Творчески подошел к работе, справился с заданием самостоятельно. Умножай цифру в договоре.

— Но я… — Мирон отыскал глазами Василия. Тот как раз залпом опустошал стакан кефира. — Был не один.

— Калерия это не зафиксировала, — сказал Ноа, и Этери едва заметно кивнула. — Ты принимал решение сам.

— Да я даже не читал договор.

— Что ж, — слегка прищурилась Этери, и в этом прищуре читалась невозможность отказа, — самое время.

В отличие от Василия, Мирон ничего не понимал в договорах, но попытался сделать вид, будто понимает. Пролистнул страницы, где было написано об ответственности сторон (Василий говорил, что там все серьезно), и остановился на следующей.

— Только по заданию Калерии?

— Да, — подтвердила Этери. — Это важно. Подписав договор, ты не сможешь создавать что-либо по своему или чужому запросу. Иначе…

— Вижу, — севшим голосом ответил Мирон. Иначе Этери его ликвидирует. Никаких больше спасенных подруг и собак. — И неразглашение. И еще… Неразглашение о неразглашении?

— Лучше вообще ни о чем не говорить, — предупредил Ноа.

Этери поднялась с места и постучала вилкой по бокалу. И без того негромкий шепот в зале мгновенно стих.

— Друзья. Коллеги. Меня часто спрашивают про Марию. Так вот, Мария больше не с нами…

Все тоже встали и, не сговариваясь, налили. Мирон глянул на Василия с его кефиром и поднял стакан сока. Молча выпили, сели.

— Моя бывшая подмастерье, — шепнул Ноа. — Все шло хорошо, но потом она решила вылечить свою маму от деменции…

Вскочив и пинком отбросив стул, Мирон вышел за дверь. Миновал пустой коридор и остался стоять на крыльце. Запрокинул голову, уставился в небо. Орали сверчки. Точки фонарей пунктиром чертили путь к воротам.

— Мира.

Он вздрогнул от неожиданности, когда на плечо легла ладонь Ноа. Спросил, не оборачиваясь:

— Серьезно?

Ноа ответил долгим выдохом.

— Марию убили за то, что она вылечила маму? Ноа, это так?