Колдун и кристалл

Однако я достаточно взрослая, чтобы стать наложницей мэра, не так ли? Лежать под ним, слушать, как хрустят его кости, принять в себя его семя и, возможно, выносить его ребенка.

Теперь она смотрела на карман, в который засовывала листок: не хотела, чтобы тетя Корд увидела переполняющее ее взгляд возмущение.

— Иди к себе. — Тетя Корд сбросила кружева с колен в корзинку. — А когда будешь умываться, удели особое внимание рту. Очисти его от дерзости и неуважения по отношению к тем, кто положил столько сил ради его хозяйки.

Сюзан молча повернулась, с трудом удержавшись от резкого ответа, благо вариантов хватало, и направилась к лестнице. Когда она поднималась по ступенькам, в ней, как это часто случалось, боролись обида и стыд.

И вот теперь она лежала в постели и не спала, хотя уже начали меркнуть звезды и на горизонте просветлело небо. События ночи пролетали перед ее мысленным взором, она словно тасовала карточную колоду, открывая разные карты. Но одна появлялась гораздо чаще остальных: с лицом Уилла Диаборна. Она думала, каким суровым это лицо может быть в один момент и каким мягким уже в следующий. И как красиво это лицо. Да, очень красиво. Во всяком случае, на ее вкус.

Я никогда не приглашал девушку на конную прогулку, и ни одна девушка не приглашала меня в гости. Но я бы пригласил тебя, Сюзан, дочь Патрика…

Почему сейчас? Почему я встретила его именно сейчас, когда ничего путного из этого не выйдет?

Если это ка, она налетает как ветер. Как ураган.

Она ворочалась с боку на бок, наконец перекатилась на спину. В эту ночь ей уже не уснуть, подумала Сюзан. Может, встать и пойти на Спуск, полюбоваться восходом солнца?

Однако она осталась в постели, испытывая какое-то недомогание и абсолютно здоровая одновременно, глядя на тени, вслушиваясь в пение первых утренних птах, думая о его губах, слившихся с ее, зубах, скрытых этими губами, запахе кожи, грубой материи рубашки под ее ладонями.

Теперь она положила эти ладони на груди. Соски уже затвердели, превратившись в маленькие камешки. А когда она провела по ним пальцами, у нее между ног полыхнуло огнем.

Я усну, подумала Сюзан. Усну, если справлюсь с этим огнем. Знать бы как.

Но ведь она знала. Старуха показала ей. Даже целке нет нужды лишать себя удовольствия, если она знает, как это делается… Маленький шелковый бутончик…

Сюзан сунула руку под простыню. Вышвырнула из сознания яркие глаза и провалившиеся щеки старухи (поняла, что невелик труд, если настроишься) и заменила их лицом юноши, который ехал на большом мерине в глупой плоской шляпе с широкими полями. На мгновение видение это стало таким ясным и таким сладким, что вся остальная ее жизнь показалась черно-белым сном. Он целовал ее жарче и жарче, губы их расходились все шире, языки соприкасались, когда он выдыхал, она ловила его дыхание.

Она вспыхнула. Вспыхнула в постели, словно факел. А когда солнце наконец-то поднялось над горизонтом, по прошествии короткого времени, Сюзан крепко спала. С улыбкой на устах. А ее волосы золотой бахромой разметало по подушке.

3

В последний предрассветный час в общем зале «Приюта путников» царили тишина и покой. Газовые рожки, которые превращали люстру в сверкающий бриллиант, в два ночи или чуть позже переводили на минимальный режим, и они едва горели синим пламенем, погружая в тень сильно вытянутый в длину, с высоким потолком салун.

В одном углу лежали остатки двух стульев, результат короткой, но отчаянной схватки двух почитателей игры «Следи за мной». Сами драчуны уже отдыхали в тюремных камерах, находящихся в ведении Главного шерифа. В другом подсыхала достаточно большая лужа блевотины. На возвышении в восточном торце стояло видавшее виды пианино. На скамье лежала дубинка из железного дерева, принадлежащая Крикуну, местному вышибале, большому любителю помахать кулаками. Сам Крикун, с голой волосатой грудью, в холщовых штанах храпел под скамьей. В одной руке он сжимал игральную карту: двойку бубен.

Западный торец занимали карточные столы. За одним, уткнувшись в зеленое сукно, спали двое пьяниц, соприкасаясь вытянутыми руками. Над ними на стене висела картина, изображающая Артура, великого короля Эльда, верхом на белом жеребце. Подпись (странная смесь низкого наречия и Высокого Слога) гласила: В ИГРЕ КАРТАМИ ЖИЗНИ ОБХОДИСЬ ТЕМИ, ЧТО У ТЕБЯ НА РУКАХ.