— Да ну тебя, обалдуй непутевый! — замахнулась на него Вера полотенцем. — Ты когда у нас в последний раз был? Лет пять назад? А то и поболе! Уже вон Лидочке, внучке старшенькой, шесть годков стукнуло, а ты приезжал, так Лизавета еще и не замужем была!
— Ну прости, Вер! Я и дома три года не был, — покаялся Михаил. — Служба все не пускала.
— А нынче что ж, пустила наконец? — с хрустом откусывая соленый огурец, спросил Петр.
— Как видишь, — усмехнулся мужчина. — Вот же я, перед тобой сижу. Вы лучше про внуков мне расскажите! Весь свой выводок оженили?
— Ох, Мишенька, шутник ты! Ну какой весь-то? Младшему тока тринадцать недавно было, Любаньке десять, — широко улыбнулась Вера. — Вот вернется от Лизоньки, поглядишь, какая вымахала! А Павка в своем доме пионеров пропадает — все машины какие-то они там строят. Вон, погляди — весь дом его моделями завален, да запчастями всякими! — махнула рукой Вера в угол комнаты, в котором действительно стоял сервант, буквально забитый моделями и различными деталями.
— Не ворчи, мать! Ты хоть и бабка, но все одно не ворчи! — приобнял Петр жену за плечи и привычно чмокнул ее в висок. — Занят мальчишка — и ладно! Все не по улице шастает. А механизьмы знать — то дело большое. Пускай учится.
— Так разве ж я против? — всплеснула руками Вера. — Тока полы сами отмывать после своих механизьмов станете.
— Помоем, не волнуйся, — проворчал Петр, обновляя стаканы.
— Ну а старшие? — улыбнулся Михаил.
— Ну а что старшие? — крякнул Петр. — Ванька вон как на магистраль свою уехал[4], так там и женился, и осел. В Омске с женой устроились. Уж двоих ребятишек родили, Володю да Егора, да Нина третьего ждет. Фотокарточки вон присылали, да сами пару раз приезжали. Костька, ты знаешь, в армии в Севастополе служил, на корабле. Сказал, море его позвало, — хмыкнул мужчина. — Там и остался. По морю своему так до сих пор и плавает. Все нас с матерью к себе зовет, хоть совсем жить, хоть в отпуск. Любашка с Павкой о том годе ездили к нему, приехали довольные, загорелые…
— А каких ракушек-то напривозили! — прижав руку к щеке, покачала головой Вера. — Ща, вот покажу тебе! — попыталась она вскочить из-за стола.
— Сиди уж, опосля покажешь, — ухватил ее за руку Петр, усаживая на место. — Мы еще и фотокарточки не глядели.
— А Лизавета? — улыбнулся Мишка, вспоминая хитрую темноволосую лисичку с нереально синими глазами.
— А Лизавета вон замуж выскочила. Попервой-то мы с матерью против были — рановато, всего-то ей девятнадцать было. Но ничего, муж у ней хороший. Выучиться заставил. Врачом она у нас стала, как и Верунька вот. Тока она в хирурги пошла. Деток оперирует. Нравится ей с дет
— Да ем я, ем, — улыбнулся Михаил. — Накормили так, что уж больше и не лезет. А то, что Вера готовит так, что язык проглотишь, я еще с общаги помню.
Посидели еще, повспоминали. Вера спохватилась, что обещала Лизе за внучками присмотреть, пока они с мужем в кино сходят. Расцеловав Мишку в обе щеки и взяв с него обещание приезжать к ним почаще, умчалась.
Без нее и разговоры пошли серьезнее.
— Вот гляжу я на тебя, Мишка, и не нравишься ты мне совсем, — покачав головой, выдал Петр. — Щеки у тебя запали, худой как дрищ, улыбка… точно приклеили ее. Ты и улыбнулся от души только как встретились, да покуда про детей говорили, а так-то все из вежливости…
— Петь, да брось! Ты чего выдумываешь-то? — попытался возразить ему Михаил.
— Да нет, Мих. То-то ты глаза прячешь, — вздохнул Петр. — Чего у тебя стряслось-то? На службе чего?
— Да нет больше службы, — вздохнул Михаил, разглядывая содержимое стакана. — Ушел я из органов, Петь.
— Как ушел? Мих, ты чего, с ума сошел? — ошалел Петр. — С чего вдруг-то?
— Да не важно уже, — хрумкнув огурцом, махнул рукой Михаил.
— Не важно, говоришь? — прищурился мужчина. — А я и гляжу: извелся весь, лица на нем нет. А оно не важно, оказывается, — съёрничал он. — Не скажешь?
— В подробностях — нет, — серьезно взглянул на него Михаил. — А в общем… Дело я слил. Преступник на свободе гуляет. За недостаточностью улик, — мрачно проговорил Мишка и протянул стакан: — Налей.
— Хватя, — убирая бутылку под стол, взглянул на него исподлобья Петр. — Заканчивай с пьянкой, Мих, а то снова сорвешься.
— Петь, ты охренел? — возмутился Михаил. — Не пью я!